Хайс взглянул на часы.

— Ровно три.

— Я лучше уйду, — сказала Селия, потом внезапно и совсем уже по-детски прибавила: — Я ужасно голодна.

В глазах Хайса мелькнул насмешливый огонек. Это напоминание о еде в три часа утра ясно доказывало, что перед ним живое существо из плоти и крови, а не какой-нибудь заблудивший ангел из детской сказки, на которого она была так похожа. Какая очаровательная невинность! Он взял Селию за руку:

— Пойдем, поищем чего-нибудь поесть и выпить; если будут яйца, вы сумеете их приготовить?

— Я делала это в пансионе, — сказала Селия, — и смогу приготовить омлет.

В маленькой кладовой было полутемно. Хайс как-то по-особенному чувствовал близость Селии, тонкий запах сирени, ее быстрое дыхание и веселый смех, который вызывали его слова.

Странно, что Брекенридж, готовясь в дорогу, даже не упомянул о девушке.

Вернувшись в гостиную и занявшись приготовлением пищи (Селия взбивала яйца для омлета, а Хайс держал сковороду), он спросил:

— Вы, конечно, знаете, что Роберт уезжает из Англии?

— Нет, я не знала этого. Вы не следите за омлетом, и он начал пригорать!

«Она к нему совершенно равнодушна. Бессердечный чертенок!» — решил Хайс, и, как ни странно, ему нравилась такая бессердечность.

Они уселись рядом на диване и, весело болтая и смеясь, принялись за яйца с гренками и чай. Случайно наткнувшись на пачку кредиток, она вспомнила о цели своего прихода сюда.

Она во второй раз протянула деньги Хайсу.

— Возьмите их, пожалуйста, и передайте вашему брату. Я должна идти, уже очень поздно и, кроме того… — она побледнела, — мне было бы трудно объяснить ему, в чем дело.

— Я вам верю, — ответил Хайс улыбаясь, — но зачем уходить сейчас, когда наше знакомство только началось? Конечно, я не Робин, но, может быть, вы согласитесь заменить его временно мной? Вы мне не сказали, как вас зовут; вежливость запрещает мне спрашивать об этом, но, конечно, у вас есть имя…

— Меня зовут Селия.

— Селия! Восхитительно! Многие поэты воспевали Селию, но они не сказали и сотой доли того, что я могу сказать настоящей Селии.

Наклонившись к ней и не сводя с нее глаз, он взял ее руку. Восхищенный сам, он смущал ее.

Он крепко сжал ее руку, и от этого пожатия Селия вновь, во второй раз в жизни, вся затрепетала. С дрожащими губами, задыхаясь, она поднесла руку к сердцу, которое колотилось так бешено, словно готово было выскочить.

— Вы очаровательны, — шепнул Хайс, притягивая ее к себе.

Ее голова очутилась у него на плече. Склонившись к ней, он крепко обнял ее. С легким вздохом, почти теряя сознание, Селия отдалась его ласкам. Откуда-то, словно из туманной дали, к ней донеслись слова: «Дорогая, вы — самая лучшая, самая нежная»…

Казалось, его поцелуям не будет конца. У Селии было ощущение, словно с концом, каждого поцелуя ее оставляет жизнь. Прижавшись к Хайсу, она прошептала прерывающимся голосом:

— Значит, это любовь!

Хайс ничего не ответил. Он был слишком поражен силой собственного чувства. Его удивляло, что случайная встреча с этой девушкой в такой неурочный час, здесь, в комнате брата, так взволновала его.

«Я, кажется, поступил довольно легкомысленно», — с легким оттенком презрения подумал он.

Все происходящее начинало раздражать его, хотя он и сознавал, что был вполне искренен. Очевидно, девушка принадлежала Робину, и это было нечестно целовать любовницу брата, как бы привлекательна она ни была и как бы она ни поощряла его к этому.

Он резко отодвинулся.

— Пойдемте, я провожу вас домой, — сказал он.