– У тебя есть Khachapuri , – восклицаю я, мой живот урчит при мысли о лепешке, заполненной внутри различными сырами и яйцом. Мммм…

– Мы съедим одно? – интересуется он.

– Одно? Я не буду с тобой делиться. Тебе придется разогреть еще и для себя.

Он улыбается, опуская глаза на меня, и на секунду отражается какая то нежность в его взгляде, но тут же пропадает и на смену приходит отстраненность.

– Хорошо, мы разогреем два. Я просто подумал, что, возможно, ты захочешь сохранить местечко для Morozhenoe , – поясняет он посмеиваясь.

– Morozhenoe ? – эхом повторяю я, глаза загораются. Я люблю русское сливочное Morozhenoe .

– Э э... да, – отвечает он, взяв два Khachapuri  и положив их на мраморную столешницу.

– О, мой Бог. В полночь праздник с Morozhenoe . Всегда, когда я ездила в Москву, первое что покупала – это Morozhenoe . Теперь я знаю, что оно у тебя есть, и мне придется бывать здесь чаще, – со смехом говорю я, и вдруг ловлю себя на мысли, что только что сказала.

Выражение его лица не меняется, пока он распаковывает Khachapuri .

– Хочешь, я сверху разобью яйцо?

– Да, – тихо отвечаю я, возвращаясь на свой стул. Настроение у меня уже испортилось.

Я наблюдаю, как он разбивает два яйца на хлеб в форме лодки, себе и мне, и ставить их в духовку. У него большие сильные руки, на них вытатуированы звезды. Я вспоминаю, как эти сильные, загорелые руки бродили по моему телу, и сама мысль возбуждает меня, заставляя захотеть, чтобы он опять оказался внутри.

– Ты не часто сам готовишь, не так ли? – спрашиваю я.

– Почти совсем не готовлю.

– И что же происходит со всей едой, которую ты не успел съесть?

Он небрежно пожимает плечами.

– Думаю, Ирина забирает ее к себе домой.

Я киваю, по у меня по телу проходят мурашки. Когда я попросила его об одной ночи, мне даже не прихошло в голову, что у него может быть девушка. Я все время видела его одного и наивно полагала, что у него никого нет. Неужели у меня только что был секс с чьим то парнем?

– А кто такая Ирина? – как бы небрежно интересуюсь я.

Он хмурится.

– Моя домработница.

– Какого рода?

– Все сложно.

– Сложно, потому что она твоя девушка?

Он удивленно поглядывает на меня.

– Нет, у меня никого нет.

Получить от него какую либо информацию, словно выдавливать воду из камня, но его ответ вызывает у меня облегчение, мне странно, что я так реагирую. Он открывает морозилку и достает бутылку водки Tovaritch  – любимую марку моего отца. Поставив локти на гладкую холодную поверхность, я упераюсь подбородком в ладони, наблюдая, как он наполняет две маленькие стопки.

Он ставит их на стол передо мной.

– Я не хочу пить, – говорю я.

– Хочешь, я дам тебе сырое яйцо?

Это русская традиция. Если вы не хотите опьянеть, то перед началом стоит выпить сырое яйцо. Я отрицательно качаю головой.

– Выпей залпом и выдохни, – советует он.

– Поняла, – говорю я и беру стопку.

– Vsego khoroshego ! – добавляет он.

Я останавливаюсь с поднятой стопкой. Его слова могут означать «Всего наилучшего!» или же «До свидания».

Он видно понял причину моей нерешительности.

– Всего наилучшего, – говорит он по английски.

– Всех благ, – вторю я ему, хотя мне кажется, что это не так. Мне кажется, он прощается со мной таким образом. Я опрокидываю рюмку, водка плавно скользит вниз по горлу.

Он открывает духовку и вкусный запах горячего хлеба наполняет кухню. Мы садимся за стол и начинаем есть.