Блики солнечного света через окна заставляют меня прищуриться. Я поднимаю глаза на неубранную постель. Таша была не сон. Я иду к кровати, хватаю постельное белье и тяну его к носу. Ее запах остался на нем, как ранний утренний туман на озере.

Я не могу просто так отпустить ее. Она принадлежит мне.

Я подхожу к окну и открываю створки. Ярко желтый солнечный свет ослепляет на мгновение, а потом я вижу их. Предзнаменование. В голове я слышу голос своей бабушки, которая говорит: «Еto magiya».  По обе стороны от моих ворот на столбах сидят два дрозда.

Давнишнее воспоминание, как будто было вчера, всплывает в голове.

Руки с распухшими костяшками бабушки быстро движутся. Она шелушит красный лук, делая заготовки на зиму. Она всегда в это время делает заготовки и от этого, уксусом пахнет на весь дом. Вокруг головы у нее повязан треугольником сложенный платок, пока она работает я читаю ей газету. Вдруг птица влетает в открытое окно и садится внутри на подоконник.

– Видишь, бабушка? – вскрикиваю я.

Она смотрит на птицу.

– Что это за птица? – шепотом спрашиваю я.

– Это дрозд, – говорит она и улыбается.

– Это хороший знак? – спрашиваю я с любопытством. Бабушка во всем видит своеобразные знаки, она суеверна и даже в маленьком событие видит предзнаменование.

Она бросает очищенную луковицу в ведро и берет другую.

– Все птицы в черном одеянии приходят, чтобы сообщить нам, что семена перемен уже брошены в нашу жизнь. Часто они приносят весть о смерти, потому что это самые большие перемены для всех нас.

– Кто то умрет в нашем доме? – в ужасе спрашиваю я.

– Никто не умрет. Когда ты видишь черного дрозда, ты должен улыбаться. Это великое благословение. И раннее предупреждение, которое говорит нам быть готовыми. Сильнее любить тех, кто вокруг нас, чем это возможно, потому что в один прекрасный день они больше не будут с нами.

Она улыбается, и я улыбаюсь ей в ответ.

– Теперь пой, – говорит она.

И я для нее пел. Мне было восемь лет.

Той зимой впервые я узнал, что мама была больна. Потом врачи вылечили ее. В следующий раз, когда болезнь вернулась, мне было уже тринадцать и она мучилась в течение двух лет, двух месяцев и пяти дней, а потом оставила меня и бабушку навсегда.

Мгновение я просто стою и молча смотрю на дроздов. Какие семена перемен они принесли мне? К чему я должен быть готов? Кого я должен любить сильнее, чем возможно, прежде чем отнимут у меня навсегда?

Я не двигаюсь, но дрозды, наверное, почувствовали, что я за ними наблюдаю, повернули головы и смотрят на меня, прежде чем одновременно улетают. Я отхожу от окна, и Таша Эванофф опять возвращается в мои мысли.

Ее восхитительные формы, теплое сладкое дыхание и глаза, наполненные обычной радостью. Неважно, насколько я пытаюсь заставить себя поверить, что прошлая ночь была лишь сексом двух животных, решивших выполнить все свои самые смелые и похотливые желания, но я знаю, что эта ночь была совсем другой. Я также знаю, что медленно тьма будет следовать за мной, после того, как я взял то, что запрещено. Но меня это не волнует. Я пожимаю плечами.

Я долго ждал, сделав все так, чтобы эта киска плакала обо мне и черт меня побери, я это сделал, и на х*й все. Бл*дь, я не могу вспомнить последний раз, когда женщина заставляла меня чувствовать себя таким живым. Я ложусь обратно на кровать, мой член жесткий, пульсирует, кровь приливает от моего мозга к нему. Я сажусь и крепко обхватываю его. Двигаю рукой медленно и представляю сладкую розовую киску, которая объезжала меня с такой похотью и развратом несколько часов назад.

Я вспоминаю, как мой член с силой входил в нее, нещадно трахая, как дикарь, как альфа волк свою женщину. Я брал ее, словно это был последний мой день на этой земле.