А тебе, родная, поздновато для девочки.
И кровать у тебя какая-то девчачья. Небольшая, белоснежная, с вырезанными на изголовье ангелочками. Еще и наволочка с рюшками, одеяло розовенькое, хорошенькое, и сама ты такая хорошенькая, с распущенными волосами. Сладкая. До приторности. И зачем ты мне такая сдалась? Надо было выбирать кого-то более жгучего, более острого, способного утолить боль внутри.
Но связь создана, раскаиваться поздно. Ты задумчиво сидишь на кровати, расчесывая казавшиеся в полумраке медными волосы. Я дотрагиваюсь до влажных после душа прядей, вдыхая их нежный аромат, и не могу дождаться, пока ты заснешь. Я голоден. А ты не торопишься, смотришь куда-то в темноту невидящими глазами и что-то беззвучно шепчешь. Молитву? Девочка моя, Бог тебе больше не поможет.
Да и чего ты боишься? Я тебя не обижу.
Ты кутаешься в одеяло, обнимаешь подушку, проваливаешься в тяжелый сон. Наконец-то. Я широко, насколько позволяют размеры комнаты, раскрываю крылья. Стараюсь ничего не задеть и не разбить — мне не нужно, чтобы нас услышали и нам помешали. Наклоняюсь над тобой, касаюсь своими губами твоих и исчезаю. Растворяюсь в твоем дыхании, в твоем сновидении… твоей первой любви.
* * *
Вокруг пылает лето. Меж кустов плутает тропинка, клубника подобно рубинам алеет на фоне зелени. Я выбираю самые крупные, самые сочные ягоды, складываю их в лист лопуха и осторожно, стараясь не рассыпать, иду по тропинке, мимо высоких, с меня ростом, зарослей крапивы, к нашему убежищу под ветвями забытой людьми черешни.
В этом сне ты молода, не больше семнадцати. Ты лежишь на траве, закрыв глаза, раскинув руки, и медь твоих волос путается в ромашках. Невинная, красивая девочка. И взгляд мой скользит по босым ногам, ласкает изящные щиколотки, поцелуями прокладывает дорожку к острым коленкам и спотыкается о пену белоснежной юбки. Пока только мысленно я скольжу дальше по стройным бедрам, пылко обнимаю точеную талию и путаюсь пальцами в сложной шнуровке лифа. Какие трогательные бабочки на блузке, какая милая паутина кружев на плечах, наверняка мягкая, нежная на ощупь, но твоя кожа в сто крат нежнее… а вкус твоей невинности…
Я уже возбужден. Мое молодое мальчишеское тело рвется к тебе, но разум его останавливает. Рано. Мы, инкубы, соблазняем, искушаем, не насилуем.
Я опускаюсь на траву рядом с тобой, выбираю ягоду покрупнее и, взяв ее за хвостик, подношу к твоим губам. Ты вздыхаешь томно, открываешь глаза и смотришь на меня с каким-то странным удивлением, даже с испугом:
— Ты?
Ты невинна? Не верю! Не спуская с меня томного взгляда, поднимаешься на локтях и берешь в рот ягоду, на миг прикасаясь губами к моим пальцам.
Ты специально это сделала? По глазам вижу, что специально. Дразнишься. Берешь с лопуха новую ягоду, прикусываешь ее зубами, тянешься ко мне, делясь сочной, ароматной мякотью. К чертям собачим сдержанность! Никогда в жизни я еще не был так голоден!
И уже не мысленно я опрокидываю тебя в ромашки, стягиваю с плеч блузку, требовательно касаюсь губами острых ключиц. Стонешь подо мной, выгибаешься, окатываешь меня волнами безудержной страсти и острого девичьего страха. Да, да, моя девочка! Какая же ты умница!
* * *
Второй ночи я ждал даже с нетерпением — за образом спокойной, тихой девушкой на пляже скрывалась ненасытная тигрица. Ты накормишь меня на месяц вперед. Твоя жизнь позволит мне затаиться в какой-нибудь норе и зализать раны, пережить смерть друга. А тебе дам исполнение самых дерзких эротических фантазий. Первая ночь — с первым, которого ты любила. Вторая ночь — твоя заветная мечта… О чем мечтают женщины? О любви? Нет, о сжигающей душу страсти. Уж я-то знаю. Проходили.
* * *
Ты сильно подурнела со вчерашнего дня: щеки покрыла бледность, под глазами легли круги, четче обозначились морщинки вокруг глаз, в ярко-рыжих волосах мелькнула седина. |