|
Наконец негромко ругнулся и поднял глаза на Юрия: - Че, Орловский? Ладно, садись... Последовало долгое копание в папке, после чего оттуда был извлечен относительно чистый лист бумаги. Следователь отвинтил колпачок ручки и, вновь скривившись, поглядел на Юрия: - Слышь, Орловский, может, сам напишешь? Образованный вроде человек. Я тебе бумаги дам... - Я... - Юрий немного растерялся. - О чем? - Ну началось... - Следователь вновь ругнулся и дернул подбородком. Знаешь, Орловский, я об тебя руки марать не буду. Я тебя засуну в карцер дней на пять - и ты, проблядь троцкистская, мне целый роман напишешь? В стихах, бля! - Но о чем? - Юрий чувствовал, что говорит явно не то, но он действительно не имел представления, чего от него хотят. Следователь вздохнул: - О своей антисоветской вражеской деятельности в составе нелегальной троцкистской организации, гражданин Орловский. Напоминаю, что чистосердечное признание... Ну и так далее... Слово "троцкистская", произнесенное уже второй раз, удивило. Троцкого, как и прочих "героев Октября, Юрий искренне ненавидел. Но у следователя была, похоже, своя точка зрения. - Ладно, - решил он, - не хочешь по-хорошему... - Он склонился над бумагой и обреченно вздохнул. - Фамилия? Оставалось сообщить очевидное - что он Орловский Юрий Петрович, 1904 года рождения, русский, из дворян, образование высшее. Далее пришлось излагать столь же очевидные и явно известные следователю факты о своей беспартийности, о первом аресте десять лет назад и о последнем месте работы. - Ну а теперь сообщите о своей антисоветской деятельности в Государственном Историческом музее, - подытожил следователь и вновь скривился. Можно было вновь переспросить, можно - возразить и протестовать, но Юрий решился: - Я признаюсь в своей антисоветской деятельности, гражданин следователь. Готов дать подробные показания по сути предъявленных мне обвинений. - Как? - вскинулся следователь. - По сути? Ну и словечки подбираешь, Орловский. Ладно, признаёшься, значит. Хоть это хорошо... Ну, давай колись, контра! - Прошу предъявить мне конкретные обвинения, - негромко, но твердо произнес Юрий. - Чего? - Следователь, похоже, даже обиделся. - Чего захотел, сволота дворянская! Хитришь, значит! Да твои дружки - Иноземцев и Кацман - давно уже про тебя, гада, рассказали! Ишь, обвинение ему! Юрий похолодел. Вася Иноземцев и Сережа Кацман - именно этих молодых ребят он защищал несколько дней назад на том последнем собрании, когда мерзавец Аверх обвинил их во вредительстве. Значит, мальчиков уже взяли... - Я признаюсь... - кивнул Юрий. - Я участвовал в деятельности нелегальной контрреволюционной... троцкистской группы... - Ага... - Следователь низко склонился над столом, начал водить ручкой по бумаге. - Ну и в чем заключалась эта ваша... деятельность? - Я... я подготовил вредительскую экспозицию... - Чего? Юрий невольно усмехнулся. Бредовое обвинение он не выдумал. Подобную глупость он услыхал от того же Аверха, правда, с глазу на глаз. - Я заведовал фондом номер пятнадцать. Это - позднее средневековье. Мы готовили новую экспозицию по созданию русского централизованного государства. Я подобрал экспонаты таким образом, чтобы преувеличить роль эксплуататорских классов в создании Московской Руси и преуменьшить роль трудового народа. В экспозицию я сознательно включил книгу троцкистского историка Глузского, использовав ее в качестве пропагандистского материала... Приблизительно в подобных выражениях изъяснялся Аверх. Правда, на том собрании он почему-то не упомянул о злополучной экспозиции... - Так. |
