Демьян Бедный. Тяга
Нагляделся я на большие собрания: В глазах пестрит от электрического сияния, Народу в зале — не счесть, Давка — ни стать, ни сесть. На эстраде — президиум солидный, Ораторствует большевик видный, Стенографистки его речь изувечивают, Фотографы его лик увековечивают, Журналисты ловят «интересные моменты», Гремят аплодисменты, Под конец орут пять тысяч человек: — Да здравствует наш вождь Имя-Рек!
Мне с Имя-Реками не равняться, Мне бы где-либо послоняться: У поросшего лопухом забора Подслушать обрывок разговора, Полюбоваться у остановки трамвайной Перебранкой случайной, Уловить на улице меткое словцо, Заглядеться на иное лицо, Обшарить любопытным взглядом «Пивную с садом», Где сад — чахоточное деревцо С выгребной ямой рядом, Где аромат — первый сорт, Хоть топор вешай. «М-м-мань-ня… ч-чёрт-р-р-т!» «Не цапайся, леш-шай!..» У пивного древа Адам и Ева, — Какой ни на есть, а рай! Не разбирай. Без обману. Соответственно карману. А карманы-то бывают разные: Пролетарские и буржуазные.
Не пробуйте ухмыляться заранее: Мол, у меня в башке туман — Начал писать про собрание, А свёл на карман. Сейчас вам будет показано, Как одно с другим бывает связано.
Есть такой город — Евпатория, У него есть своя история. Но прошлое нас мало касается, Когда настоящее кусается. К Чёрному морю этот городок Выпятил свой передок, Приманчивый, кокетливый, К нэпманам приветливый, А спиной пролетарской, Разорённою, мёртвой, «татарской», Повернулся к равнине степной, Где пылища и зной. Здесь, за этой спиною, Задыхаясь от зною, Приютился вокзальчик невзрачный, По ночам сиротливый, покинутый, мрачный, На припёке на три изнурительных дня Приютивший в вагоне меня.
Как мужик я изрядно известный, То пролетариат весь местный, Железнодорожный, Прислал мне запрос неотложный: Не угодно ли мне, так сказать, Себя показать И обменяться живыми словами? — Интересуемся оченно вами…
Без председательского звона, Без заранее намеченного плана Разместились на путях, у вагона, Вокруг водопроводного крана Человек… ну, едва-едва Десятка полтора или два. Может быть, я ошибся в количестве: Не заметил тех, кто лежал на животе. Ведь собрание шло не при электричестве, А в ночной темноте. Тем не менее Был оркестр, проявивший большое умение, Оркестр — собранью под стать — Какого в Москве не достать: От чистого сердца, отнюдь не халтурно, Кузнечики — вот кто! — звенели бравурно, Без дирижёра — и явного и тайного — Показали пример искусства чрезвычайного, Оттеняя старательно каждый нюанс. Гениальный степной Персимфанс!.. {*} Под эту игру бесконечную Повели мы беседу сердечную. Разливаться ли тут соловьём, Иль противно ломаться под видом всезнайки? Говорили душевно. И я без утайки Говорил даже что-то о детстве своём. Обо всём говорило собрание, Под конец — про карман. |
