Привезёт на пятак, чаю схлещет на руп…»

«Чем ещё, — я спросил, —

есть у вас похвалиться?»

«Есть у нас Крымтепо,

чтоб ему провалиться! {***}

На картошку, товарищ, имейте в виду,

Деньги взяты ещё в двадцать третьем году,

А картошки всё нет. Деньги канули в воду».

«В Евпатории ж цены — беда!

Летом сколько народу приезжает сюда!»

«Цены скачут, как блохи!

Всё же летом бывали делишки неплохи.

Вещи нэпманам раньше носили. Доход.

За сезон кой-чего мы б себе накряхтели.

Да от нас отошло это в нынешний год.

Появились носильщики. Вроде артели».

«Что носильщики скажут?»

«Да нету их тут!»

«Почему?»

«Потому. Так они и придут.

Ведь они у нас летний кусок отобрали».

«Братцы! Поздно. Идти по домам не пора ли?»

Рано утром я высунул нос из вагона,

Посмотрел. Димитренко-то — вона!

«Служба тяги» на рельсах.

«Здоров, Емельян!

Тянем?»

«Тянем, товарищ Демьян!»

Пригляделся к нему. Тот же потный и чёрный,

Но — приветливый, бодрый, проворный,

Не вчерашний, какой-то другой.

Вправду ль он? Горемыка ли?

Говорит мне: «Простите уж нас, дорогой,

Что вчера мы пред вами маленько похныкали.

Это верно: бывает порой чижало.

Точно рыбе, попавшей на сушу.

А в беседе-то вот отведёшь этак душу,

Глядь, — совсем отлегло».

«Е-мель-я-я-ян!..

Будешь там толковать до обеда!..»

Емельян встрепенулся: «Прощайте покеда!»

И, на лбу пот размазав рукою корявою,

Побежал к паровозу со шлангой дырявою.