– Так...

– С нее-то все и началось. Я к тому времени все-таки ушла с работы, и мы начали всерьез думать о детях. Купила себе кучу книг, с подругами советовалась, хорошо хоть с мамой не успела. И вот, в апреле, мы улетаем во Флоренцию и почти сразу сталкиваемся в кафе с его дочерью. Да, кстати, звали ее Наташа, ты, наверное, и сам это понял.

– Интересно, – я закуриваю. Невольно вспоминается классик: «Как причудливо тасуется колода».

– Он меня тогда успокоил, сказал, сам ей все объяснит, она девушка взрослая. «Может быть, оно и к лучшему, быстрее все разрешится». Мне бы тогда напрячься, а я только сидела, кивала и глупо улыбалась. Что взять с влюбленной по уши двадцатилетней дуры?

– Ну, ты к тому времени успела забеременеть, как я понимаю?

– Нет, только готовилась. Сидела дома, занималась фитнесом, ходила в кино. Чем еще может занять себя провинциальная невеста в столице?

– В самом деле.

– И вот как-то выхожу я из фитнеса, а ко мне подваливает «доченька». И с ходу, в лоб, улыбаясь, говорит: «Ты считаешь, что то, что ты делаешь, – правильно?» – «Делаю что?» – «Трахаешься с моим отцом». – «Я с ним не трахаюсь, я его люблю». – «Нет, девочка, любишь ты Москву и деньги, а трахаешься с моим отцом. Ты считаешь, это правильно?» Я ей говорю, что мне не нужны его деньги, его бизнес, его статус – мне нужен только он, я его люблю. «Я тоже его люблю, – отвечает, – а еще я люблю свою мать. У тебя есть родители? Ты была бы рада, чтобы они расстались?» – «Но это любовь, я люблю его, понимаешь? Неужели ты никогда никого не любила?» – «Он старше тебя на двадцать лет, милая. Это не любовь, это по-другому называется». Она замолкает и уходит. Потом оборачивается и злобно так говорит: «Ты сама испаришься, или тебе помочь?» Знаешь, я ей тогда впервые позавидовала...

– Ты чему, прости, позавидовала? Ты хотела стать его женой или его дочерью? Или и тем и другим?

– Я хотела быть для него всем...

– И что же наш принц?

– Я ему позвонила, вся в соплях. Он приехал, утешал, говорил, что все с ней обсудит, у них просто не было времени сесть и поговорить по-взрослому, но он обязательно это сделает. Сегодня вечером, завтра. Но завтра передвигалось на послезавтра, потом на неделю, потом она мне еще звонила, он снова прижимал меня к груди и гладил по голове. А потом все как-то вдруг изменилось. Он начал заезжать реже, часто улетал в командировки без меня. А потом и вообще исчез. Свободного доступа в офис у меня к тому моменту уже не было. И когда я однажды приехала к нему на работу, охрана вежливо сообщила, что Константин Петрович теперь редко бывает... редко бывает, да...

– Ты с ним больше не виделась?

– Видела один раз, случайно, в ресторане... Позвонила этой Наташе, и, как ты сегодня, спросила: зачем? Мне же не нужно было ничего, кроме него. Я же любила. Любила отчаянно, любила, как...

– Слепая собака...

– Наверное. В общем, год приходила в себя. Сначала возненавидела эту Наташу, потом научилась прощать, потом забыла. Я ее где-то даже понимала. Любящая дочь встала на защиту распадающейся семьи и материальных ценностей. Но ему же было плохо там, понимаешь? Ему и сейчас там плохо, я уверена!

– Это уже чужая история.

– А потом появился ты. Такой парень из западного кино, с которым просто никогда не встретишься.