Ты видел фильмы с Робертом Паттинсоном? Никого сексуальнее я в жизни не видела. И плевать, что он мне в праправнуки годится. А как он поет! У него ангельский голос. О боги, до чего же я люблю, когда мужчина мне поет. Вот ты, например, никогда этого не делал, но оно и к лучшему. — Женщина скривилась, демонстрируя отвращение. — Ей-богу, когда ты открывал рот, казалось, будто демон возит когтями по стеклу.
Гидеон стиснул кулаки, отчего пальцы левой кисти, обхватывавшие правую руку чуть выше локтя, вонзились в кожу с такой силой, что проступили синяки.
— Кем еще ты не была? — спросил он.
На сей раз он обошелся без всякого «пожалуйста». «Прекрасно, — решила Скарлет. — Гидеон снова выходит из себя. Насколько хватит его терпения? Сколько еще колкостей и издевательств я успею выдать прежде, чем он набросится на меня, требуя… нет, уже не ответов… извинений?» Когда-то Скарлет могла поклясться всем, что у нее есть: как бы Гидеон ни злился, ее он не тронет никогда. Но это было давно. Теперь он уже не тот заботливый мужчина, которого она любила и благодаря которому впервые в жизни открыла для себя, что такое доброта. Он по определению не мог таким быть.
В Тартаре много говорили о Владыках Преисподней и их «подвигах». Кроме того, Скарлет сама была одержима демоном и хорошо знала, что это такое. Когда в нее вселился демон Ночных Кошмаров, ее сознание объяли мрак и ужас, она утратила всякую власть над собой, в ней не осталось ничего человеческого. В этом странном состоянии женщина прожила многие столетия, которые показались ей считаными днями. Она почти ничего не помнила о том времени. Когда завеса мрака спала, Скарлет снова стала собой, но, безусловно, в ней тоже совсем мало осталось от той тихой, пугливой девушки, которой она когда-то была.
— Какое-то время я была Пит, — ответила она. — Потом Гослинг. Потом Джекман. Потом Рейнольдс. На самом деле я много раз становилась Рейнольдс, он мой любимец. Блондин… а какие у него мускулы! — Она вздрогнула. — Кто еще? Ах да. Еще я была Бана, Пайн, Эфрон, Ди Каприо. Ди Каприо — тоже мой любимец. И тоже, кстати, блондин. Наверное, блондины в моем вкусе.
Скарлет надеялась, что выпущенная ею стрела достигла самого сердца. Гидеон был брюнетом, хотя так давно красился в синий, что уже почти никто об этом не помнил.
— О, и еще вот! — продолжала Скарлет. — Я вообще-то не лесбиянка, но Джессика Бил — та женщина, ради которой я могла бы передумать. Ты видел ее губы? Так что да, однажды я даже была Скарлет Бил.
Гидеон опять клацнул зубами. Насколько Скарлет могла судить, от его веселости не осталось и следа и в нем снова закипало бешенство.
— Как мало разных вкусняшек, — процедил он.
Очевидно, терпение воина подходило к концу. Если в прошлый раз он был просто зол, то теперь в его голосе сквозила какая-то дикая, первобытная, неистовая ярость, а еще в нем звучало что-то очень похожее на возбуждение. Когда-то Скарлет очень хорошо знала эту страстную, полную желания интонацию, которую уже никогда не чаяла услышать.
«Ради бога, не вздумай улыбаться!» — мысленно одернула она себя, а вслух сказала:
— Что сказать, я люблю разнообразие. Может быть, когда-нибудь это станет смыслом и целью всей моей жизни — перепробовать как можно больше мужчин, чтобы понять, кто из них лучший.
Казалось, еще немного — и у Гидеона из ноздрей пойдет пар. Скарлет не ошиблась: он был в бешенстве. Вытянувшись в струну, шагнул к ней, но одернул себя и вернулся на прежнее место.
— Ну все, не закрыли тему! — сказал, как выплюнул, Гидеон и повернулся, будто собираясь уйти.
— Подожди. — Она так и не узнала главное. |