– Есть! – сказал доктор Фелл.

Положив трубку, он расстегнул металлическую застежку на портфеле, лежавшем на столе, открыл его и залез внутрь. Но не вытащил оттуда никаких бумаг, которые в нем, очевидно, лежали. Вместо этого он снова взял свою пенковую трубку и указал черенком на Алана Грэнтама.

– Подумайте! – сказал он. – По дороге в ресторан «Дэвис» в субботу вечером, если помните, я спросил, есть ли у вас какие-то предположения, объясняющие подчас поразительное поведение Мэйнарда. Вы заострили ситуацию в духе, вполне свойственном викторианским новеллам, предположив, что Генри Мэйнард может оказаться не настоящим Генри Мэйнардом, а только самозванцем. Хотя я был вынужден отвергнуть этот аргумент как ошибочный, но все же ответил вам, что это ведет самым прямым образом к другой мысли. И эта мысль, разумеется, способна многое объяснить в его отношении к дочери.

– Другая мысль, вы сказали? – вскрикнула Камилла. В этот раз она все-таки подскочила, как возбужденная школьница на уроке. – Какая мысль, доктор Фелл? И каким образом, ради всех святых, она могла влиять на его отношение к дочери?

Доктор Фелл взмахнул черенком трубки.

– Потому что Мэдж Мэйнард не его дочь, – ответил он. – У Генри Мэйнарда никогда не было дочери, мисс Брюс; она ему такая же родственница, как и вы. Она имеет все права носить имя Мэдж Мэйнард, хотя и не родилась с ним.

А теперь я должен рассказать вам, что одиннадцать лет назад этот ложный отец, проживая в то время в Нью-Йорке, отчаянно влюбился в шестнадцатилетнюю девушку, которую встретил в приюте Святой Доротеи в Куинсе. Мэдж Макколл, сиротка с богатым воображением, была неоценимой помощницей в обучении младших детей. Но она стремилась к более широким горизонтам, именно об этом она всегда мечтала. Он удочерил ее официально, затем на год отправил ее учиться в лучшую школу в Швейцарии, после чего семнадцатилетняя Мэдж приняла его любовь на тех условиях, которые он предложил. С тех пор она была его любовницей, и эти отношения поддерживались настолько осторожно, что никто ни о чем не подозревал. Его страсть далеко не уменьшалась, напротив, только возрастала с годами. Сама девушка (подлинно добросердечная, с подлинно добрыми намерениями, просто аморальная) была вполне счастлива. Она могла бы продолжать оставаться счастливой, если бы с ними не случилась трагедия, разбившая его жизнь, как, возможно, разобьет и ее, когда природа взяла свое и ее глаза устремились на другого мужчину.

Глава 19

Воцарилось молчание.

Тусклый свет падал с потолка на стоящий метроном, на палку и на открытый портфель перед доктором Феллом. Бормоча что-то, доктор Фелл запихнул трубку в свой карман. Он снова потянулся к портфелю, но опять ничего из него не вынул.

– Если вы хотите документальных подтверждений… – начал он, – однако, поскольку Мэдж сама знала всю правду…

Величественно наклонившись вперед, доктор Фелл моргнул, глядя на Алана, затем на Камиллу, которая снова села, крепко сжав руки. Потом, поглядев на Янси Била, выпрямился.

– Мистер Бил! Я сожалею, что нанес вам столь грубый и прямой удар. Но это было необходимо, вы прежде всех должны были узнать об этом! Лучше вам услышать это здесь от меня, чем обнаружить при других обстоятельствах, возможно, еще более жестоких.

– Все в порядке, Великий Гоблин, – сказал Янси. – Все в порядке.

Он говорил так легко и спокойно, что Алан на мгновение задумался. Голова Янси была повернута в сторону. Внезапно, подобрав свои длинные ноги, он очень резко встал и направился к левой стороне учительского стола, мимо переносной школьной доски на мольберте, к маленькому пианино в углу.