— Что это такое? — злобно спросил Икарон; он вытянул шею, попробовал кашицу на вкус и сплюнул.

— Это целебная кора, — ответила Сильфида. — Мы нашли немного…

— …Яда! — закончил Папа. — Снова пробуете меня отравить.

Сумрак поймал взгляд Сильфиды и покачал головой. Папа был не в себе. Он бредил.

— Раньше это помогало, Папа, — сказал Сумрак.

Отец развернулся и долгое время разглядывал его, прежде чем, наконец, узнал его.

— Сумрак, — произнёс он.

— Инфекция вернулась, — сказал ему Сумрак. — Это могло бы помочь.

— Нет, — ответил он.

— Папа…

— Нет! Я не хочу, чтобы меня пачкали этим. Это яд, — его явно утомили недавние движения, и он опять лёг на ветку.

— Он снова заснул, — сказал Австр, помолчав немного. — Давайте, делайте сейчас.

Сумрак и Сильфида подползли и разбрызгали свою пасту на рану. Папа дёрнулся и забормотал, а затем громко выдохнул. Он задрожал, хотя эта ночь была тёплой, поэтому Сумрак лёг рядом с ним и прижался поплотнее. Сильфида прижалась с другого бока.

— Сейчас мы больше ничего не сможем сделать для него, — сказал Австр. — Приходите и разыщите меня, когда он снова проснётся. — Он одобрительно кивнул. — Вы двое просто молодцы.

Сумрак смотрел, как Австр возвращается к своей семье. Ему нравилось, когда рядом был старший брат, и сейчас он чувствовал себя брошенным. Он закрыл глаза, прижался поплотнее, и прошептал отцу:

— Отдыхай. Завтра тебе станет лучше.

Что-то скребло по коре. Сумрак в испуге открыл глаза. Отца рядом с ним уже не было.

Ночная тьма едва начала покидать небо. Папа тяжело тащился по ветке. Сумрак поспешно разбудил Сильфиду, и они догнали его. Глаза отца больше не были тусклыми и блуждающими: в них горела свирепая целеустремлённость.

— Папа, вернись и отдохни, — сказал он, хотя инстинктивно знал, что именно делал сейчас его отец и куда он шёл. Он почувствовал, что не может сглотнуть.

— Иди, разбуди Австра, — шепнул он Сильфиде.

— В этом нет нужды, — спокойно сказал Папа.

— Сходи, поищи ещё немного той коры, — попросила Сильфида Сумрака.

— Нет, — сказал Икарон.

Он спланировал на соседнее дерево и продолжил идти, отыскивая самые дальние ветки.

— Не уходи, — произнёс Сумрак. Это были единственные слова, которые он смог вытянуть из неразберихи, царившей у него в голове. Отец остановился и оглянулся на сына.

— Я должен уйти.

Сумрак знал, что так поступают все живые существа — какой-то инстинкт уводил их прочь от живых сородичей, когда они осознавали, что смерть неизбежна. Его отец уходил, чтобы умереть в одиночестве, и страх и мука волной прокатились по всему телу Сумрака. Он беспомощно взглянул на Сильфиду.

Хромая, Папа продолжил ползти, а Сумрак и Сильфида безмолвно следовали за ним, не зная, что им делать. Они были тенями, тремя тенями, которые двигались в своего рода неопределённости, которая не была ни ночью, ни днём. Птицы ещё не взяли первой ноты своего утреннего хора. Когда отец остановился, чтобы отдохнуть, Сумрак и Сильфида остановились вместе с ним, позволяя ему задавать темп этого ужасного путешествия. Наконец, его, похоже, удовлетворило место, куда он пришёл, и Икарон забрался в глубокую борозду на поверхности ветви. Она немного напомнила Сумраку их старое гнездо на секвойе.

Отец закрыл глаза, словно сосредотачиваясь. В лесном безмолвии его прерывистое дыхание казалось громким.