Патриофелис удовлетворённо облизывал свой хвост:

— В лесу для нас всегда хватало еды.

— Но мы делим лес с множеством других животных. И с исчезновением ящеров они тоже будут процветать, — заметил Хищнозуб. — Все мы питаемся одним и тем же. И уже скоро пищи не будет хватать.

На морде Патриофелиса появилась задумчивость.

— Мир велик. Мы можем расширить свои кормовые угодья.

— Конечно, да, — ответил Хищнозуб, сделав уважительную паузу. Патриофелис нежно шлёпнул Хищнозуба лапой:

— Сейчас в мире царит мир. Даже лучший охотник должен позволить себе отдохнуть.

— Да, но кто же станет охотиться на нас потом? Вот, в чём вопрос.

— Птицы мало что значат для нас, если это то, о чём ты думаешь.

— Нет, я думаю о других зверях.

— Звери никогда не охотились друг на друга — это не в их обычаях.

— Если бы мы были мудрее, мы стали бы первыми, кто так делает. — Хищнозуб повернулся к вождю и понизил голос. Его уши были прижаты к голове.

— О чём ты говоришь, Хищнозуб? — мягко прорычал Патриофелис.

— Ровно о том, что ты слышал. С уходом ящеров все звери унаследуют землю. И кто-то должен стать новыми правителями. И пусть ими станем мы.

Патриофелис пригладил когтями седеющую шерсть на горле.

— Как же ты пришёл к такому выводу?

— Мы должны искать больше пищи для себя, лучшей пищи.

— И где бы нам найти такую пищу?

Хищнозуб понизил голос ещё больше:

— Стоит лишь окинуть взглядом этот лес.

— Ты предлагаешь нам есть других зверей? — спросил потрясённый Патриофелис.

Хищнозуб сглотнул. Уже было слишком поздно идти на попятную.

— Позволь нам быть охотниками, а не добычей.

— А как же Договор?

— Действие Договора закончилось. Он сделал своё дело. Теперь это новый мир.

— Эти существа были нашими союзниками в борьбе с ящерами.

Хищнозуб фыркнул:

— Что-то я не видел, чтобы их было много. В лучшем случае они были слабыми союзниками. Их вклад в победу был не таким большим, как наш. Кто работал больше нас? Фелиды — вот, кто сделал для них землю безопасной.

— Фелиды не питаются другими зверями! — прорычал Патриофелис.

— Все мы ели плоть, — напомнил ему Хищнозуб.

— Только тех животных, которые уже умерли. Да, мы можем поедать падаль. Мы можем питаться мертвечиной. Но мы никогда не охотились на живую добычу. Мы так не живём.

— Мир изменился, и мы должны измениться вместе с ним.

— Мы не едим мясо.

— А я ем, — ответил Хищнозуб.

— Наши зубы не режут, — строго сказал Патриофелис.

— А мои — режут! — когда Хищнозуб произнёс это, он ощутил насыщенный запретный вкус плоти и крови ящера во рту. По его зубам заструилась слюна.

Патриофелис вскочил, охваченный яростью. Его зрачки сузились в щёлочки.

— Договор отточил наши охотничьи инстинкты, — сказал Хищнозуб, опуская голову в знак уважения к своему вождю. — Многие звери ели яйца, или, по крайней мере, желток, чтобы подкрепить свои силы, и у некоторых из нас наверняка развился вкус к мясу новорождённых ящеров. Кто-то жаждет большего.

— Я запрещаю это, — голос Патриофелиса дрожал от гнева.

Хищнозуб чувствовал, что вся его сила улетучилась.

— Если у тебя развились такие вкусы, — сказал Патриофелис, — ты должен их исправить.