Сердце стучало так громко, что заглушало музыку. Я повернулась к Люку – он смотрел на меня с выражением: «Ну как, поигралась?»

– Как тебе моя скорость? – спросила сипло.

Он усмехнулся и выключил радио. И как он понял, что я люблю нестись по трассе под громкую музыку?

– Неплохо. Вылезай.

Я молча вышла – слишком много счастья было сейчас во мне, слишком слабы были ноги. Пересела на пассажирское сиденье, достала сигарету. Люк поправил кресло, ласкающим движением погладил руль.

– Сейчас я покажу тебе, что такое скорость, детка, – сказал он мне хрипло, и от этого тона, и от предвкушения у меня холодок пробежал по телу.

Я щелкнула зажигалкой, а «Колибри» завизжала, заныла от восторга и полетела вперед. И я, вжавшись в кресло, так и не подожгла сигарету.

За пару минут Люк достиг моего предела, и преодолел его, и разгонялся все сильнее, пока я не вцепилась свободной рукой в дверную ручку, глядя, как шоссе превращается в черный космический тоннель, изредка освещаемый вспышками проносящихся навстречу метеоров-машин, и понимая, что по сравнению с Кембритчем я просто неумелый ребенок.

Холодок разливался по коже, собирая мои мышцы дрожащими струнами, потек по венам покалывающими разрядами, прокатился по затылку и спине волнами страха, делая тело слабым, отозвался внизу живота и в груди тянущим возбуждением – я смотрела вперед, задыхаясь от удовольствия и кусая пересохшие губы, и, кажется, кричала и смеялась оттого, что могу чувствовать весь этот невозможный и невыносимый коктейль эмоций и оставаться в живых.

Люк был богом, гением скорости, и дорога с готовностью покоренной женщины подчинялась ему, укладываясь на землю и сжимая в объятьях. Выгибалась поворотами, низко стонала под шинами, сотрясалась холмами и напряженно застывала прямыми участками – чтобы снова вздохнуть, уходя вверх, лукаво блеснуть неожиданным изгибом или извернуться, попробовать вырваться из-под контроля – но сжимались на руле крепкие руки, чуть сужались темные глаза на спокойном лице, и она опять признавала мужское превосходство.

Боги, он был прекрасен. И, похоже, чувствовал мои взгляды, исполненные священного ужаса, – потому что губы его дергались в усмешке, а я выдыхала раскаленный воздух, и ревновала Люка к машине, и желала запрыгнуть на него, впиться, поцеловать до боли, до крови – так сжималось все внутри от этих кривых улыбок.

Люк затормозил перед каким-то крупным поселением, взглянул на меня и свернул к обочине. Я хотела сказать что-то остроумное, но мысли остались далеко на трассе, разметанные скоростью. Он открыл окно, закурил, снова обжег меня взглядом темных глаз, и я дернула ремень и сделала то, что так хотела, – перебралась к нему на колени, оседлала, оказавшись мучительно близко. Люк с низким смешком откинулся на кресле, чуть отодвинул его назад и потерся об меня бедрами. Я облизнула губы, забрала сигарету и вдохнула терпкий дым. И наконец-то смогла говорить.

– Умеешь ты ухаживать за девушками, – я провела большим пальцем по его щеке, нажала на уголок рта – и Люк лизнул мой палец, забрав сигарету обратно.

– Так – только за тобой, – сказал он хрипло, делая затяжку, надавил большой ладонью мне на поясницу, прижимая к своим бедрам еще сильнее, – так что я изогнулась, застонала, сжала пальцы в черных волосах, притянула его к себе и поцеловала. Все напряжение, скопившееся в моих жилах, вылилось в этот поцелуй – и это было лучше, чем лететь по трассе, потому что Люк покорял дорогу, а я сейчас покоряла его, и он, со своими жесткими губами, смелыми руками и терпким вкусом, принадлежал мне.