– Точно.

Палец, не украшенный, само собой, лаком, так и ткнул в него. А большой, поднятый вверх, продемонстрировал – мадам оценила его интеллектуальный порыв. Твою ж за ногу, женщина, что у тебя в голове?

Интересно тебе? Ну-ну, интересно. Запах опасности волнует и заставляет дрожать, как лошадь перед скачкой? Экстремалы чертовы, чтоб вас.

Сталкерских династий Урфин не знал. И ляд с тем, что Зоне ЭсПэБэ всего ничего по годам. Не в том же дело.

Сколько живет сталкер? Здесь, само собой, а не на покое, потягивая коктейль из стакана с зонтиком и еще какой-нибудь красивой фигней? Пять лет? А то. Семь? Конечно. Рыси скоро светило пересечь рубеж шести. Так то Рысь. Про Лорда давно ничего не слышно, а так он тоже ветеран. Шмайссер сгинул, как бульбочка, пошедшая на дно. Урфин сам-то, елы-палы, почти четыре года оттопал за Периметр. И надеялся на «еще немного, и рвать когти». Потому как иначе кабзда, и накрылось все медным тазом. Потому как ты все равно «зевнешь». И тут Зона «зевнет» тебя, как убирают с доски незаметную пешку. Да-да.

Урфин любил Зону. И ненавидел ее не менее сильно. Было за что. И за кого – тоже было. Старался понимать. Так же, как не так давно старался понять и… А, какая разница кого. Пытался, и баста. Зона порой отвечала ему взаимностью. Точь-в-точь как любая женщина. И так же, как любая мадам, Зона могла в мгновение ока стать совершенно другой. Ничего не слышащей, яростной, опасной и безумной в своей дикой злобе. И без разницы, какова причина. У кого-то не те цветы на Международный женский, а у кого уконтрапупленный бродягой любимый ручной мутант.

Водить туристов и участвовать проводником в сафари Урфину доводилось. Но такие темы он старался трогать как можно реже. После последнего… зарекся. Навсегда. И сейчас, глядя на довольно улыбающихся детей этой тупой рыжей сволочи, думал, как ей донести правду? Зачем? Да хотя бы ради вон того, младшего, улыбающегося натянутой улыбкой и так и зыркающего по сторонам напуганными глазами. Правильно, пацан, смотри, слушай, запоминай. Твои странноватые родаки все равно потащат тебя за Периметр. И в лучшем случае рядом будут злые дядьки Шеф и Бульба. А если нет…

Урфин застыл, глядя направо. Под ногами, вроде бы твердо и не качаясь, кусок плиты. Когда-то здесь начали строить дешевый «спальник». Не достроили. Случился Прорыв, и вместо жильцов-людей появились другие. Или Другие, так правильнее. Других не хотелось окликать или здороваться. Привет Другим Урфин любил передавать с помощью калибра семь шестьдесят два. А желательно и в полноценные девять миллиметров. Так доходчивее.

Бибер, шедший первым номером, аккуратно прятался за остовом «Урала», вросшим по окна в вязкую землю. Спустя несколько лет после Прорыва весь участок в добрый десяток гектаров стал болотом. Никто не удивлялся. Это же Питер, детка. Здесь вода повсюду.

Бибер прятался за остатками машины, высматривая что-то впереди. Урфин прикрывал группу посередке. Чума страховал арьергард. Хотя, конечно, он сам и был им. Так и шли от самого Периметра. Туристы между первым и вторым сталкерами, Урфин посередке и чуть сбоку. Пока шли без проблем и потерь. Но почему-то нервничалось. Зона явно сегодня не в духе. И в не особо трезвом рассудке.

Со стороны Залива, утянутая куда-то к Петергофу, ворча и ворочаясь огромными черными мускулами туч, прогрохотала крохотная Буря. Ее «крохотности» хватило на нежданный привал, чтобы спрятаться. И тут два туриста резко обнаружили симптомы «медвежки». Зато уже не жаловались, что, дескать, нудный старый Урфин заставил тащить их по рулону дешевенькой серой туалетной. Надо думать, благодарны они ему так и не стали, но пользу поняли. Патроны патронами, а зад подтирать чем-то надо. Даже если ты так сильно косишь под крутого, аки вареные яйца, сталкера.

– Ненавижу… – Чума, хрипло и вязко погоняв носоглоткой, сплюнул.