Брат, как обычно, натянул свою светло-зелёную бейсболку на самые уши, так что волосы торчали из-под неё во все стороны. Игра, как многие древние видеоигры, издавала изумительные роботизированные звуки — так бы и слушал её сутки напролёт! Когда роботы обнаруживали героя, они начинали монотонно кричать: «Тревога! Нарушитель! Тревога! Нарушитель!» Звуки были такие, как будто кто-то говорил скрипучим электронным голосом прямо в работающий вентилятор.
Я на столько очков обогнал брата, что уже начинал его немного жалеть — а зря. Никогда не жалейте младших братьев, обыгрывая их, потому что в конце концов они обязательно с вами расквитаются.
— Точно? — переспросил я, не отводя глаз от очередного робота, расхаживающего по экрану.
— Ну, у них такой вид. Наверняка.
Кит был высоким тринадцатилетним подростком, пользующимся заслуженной популярностью среди своих сверстников. Тихий и спокойный, как и я, но более ловкий и сильный, однажды он проиграл мне в аэрохоккей, стоявший у нас в гараже, — если подумать, это не такое уж моё достижение. Следующее, что я помню, — как он прижимает меня лицом к полу баскетбольного зала, а это уже куда обиднее.
— Да ладно, подумаешь, съездить на неделю, — сказал он, вставая, но не отрываясь следя, как я играю, — запоминал мои приёмы, потом с их же помощью меня и обыграет. — От этого не умирают.
Когда я обернулся, он уже вышел — словно призрак, который приносит ужасную весть и тут же исчезает, чтобы его нельзя было переспросить. Иногда мне кажется, что старший брат — это Кит, а не я.
Я сел за стол и уставился в окно, ожидая, пока загрузится ноутбук. Следующие три часа я неотрывно слушал голоса Семерых, включая свой собственный, и играл в «Берсерка». В голове у меня всё путалось, я погружался в море лиловых роботов и страхов, о которых не имел ни малейшего представления.
Мариса Сорренто, сидевшая напротив меня на заднем сиденье фургона, в котором мы выезжали из Лос-Анджелеса, конечно же, и не подозревала, что мне многое о ней известно.
Её голос, как и голоса остальных, удивил меня, когда я тем утром услышал его вживую. Я думал, каково это — увидеть человека, которому принадлежит голос, ставший знакомым, увидеть, как он выглядит, посмотреть ему в глаза. Голос Марисы Сорренто, кстати, понравился мне больше других и даже показался красивым.
— Вот ты бы мог поверить, что родители подкинут нам такую подлянку? — спросила она.
Но ответить я не успел, меня перебили:
— Да может, там весело, как в лагере.
И этот голос был мне знаком. Алекс Хирш, родители которого явно использовали ту же тактику, что и мои. Учитывая то, что я знал про Алекса, и ещё то, что мы направлялись куда-то в безлюдный лес, казалось удивительным, что он до сих пор не распахнул дверь и в ужасе не выпрыгнул на дорогу.
Сидевшие впереди продолжили разговор, а моё внимание переключилось на Марису. Судя по имени и фамилии, девушка была латиноамериканского происхождения, хотя если бы я не знал этого, то ни за что бы так не подумал. Мягкий, почти совершенный голос, под стать нежной смугловатой коже. Но если внимательно прислушаться, то он всё-таки выдавал в ней человека, который тщательно пытается скрыть следы какого-то акцента. Насколько я знал, Мариса жила с матерью и сестрой, а отец их скончался несколько лет назад при загадочных обстоятельствах. Карие глаза девушки — тёмные бездонные колодцы — смотрели прямо на меня, словно Мариса до сих пор ждала моего ответа. О чём же она меня спрашивала?
Вот ты бы мог поверить, что родители подкинут нам такую подлянку?
Я покачал головой. Нет, я бы не мог в это поверить. Но вопрос прозвучал уже давно, и мой ответ оказался бы совершенно невпопад.
— Всё нормально? — спросила она, прищуриваясь. |