— Приветствую вас, госпожа, — де Пейн отступил на шаг и поклонился.

— Прости, что напугала тебя, но я хочу…

— Госпожа, не стоит просить прощения. — Де Пейна поразила возвышенная красота женщины, белизна ее кожи и темно-синие глаза. Смеется ли она над ним, дразнит его или просто улыбается? — Госпожа, что же вам угодно от меня?

— Мой брат — Ричард Беррингтон, рыцарь Ордена Храма. Должно быть, ты слыхал о нем?

— Разумеется, госпожа. Я скорблю о вашей горькой утрате. Мне известно, что он сопровождал узника, который совершил побег, и что брат ваш исчез. Но возможно…

— Я живу этим «возможно»… благородный господин де Пейн. — Она сделала шаг к Эдмунду.

Рыцарь уловил исходящий от нее легкий аромат — едва заметный запах дорогих благовоний. Он стоял, не в силах отвести взор от прекрасного лица, завороженный изящными движениями пальцев, перебиравших четки, чудесными глазами, которые смотрели на него с надеждой.

— Прости меня, благородный рыцарь, — она снова улыбнулась, — но я всякий день прихожу на подворье ордена — вдруг что-то станет известно о брате. Я слышала, вы вместе с другим рыцарем, Филиппом Майелем, должны вскоре покинуть Иерусалим и исполнить какое-то поручение Великого магистра. И мне подумалось: быть может, ты будешь держать глаза и уши начеку, и тебе станет известно что-нибудь о моем брате, о том, где он сейчас. — Она подошла еще ближе и схватила де Пейна за руку. Кожа у нее была нежная и гладкая как шелк. Девушка приподнялась на цыпочки, порывисто поцеловала его в щеку и отпрянула, прижав пальцы к губам, словно прятала улыбку. — Я не в силах предложить тебе иной платы, рыцарь, но прошу тебя, не забудь о Ричарде Беррингтоне! Может, хоть что-то проведаешь, хоть что-то услышишь. Я твердо верю, что брат мой еще жив.

Де Пейн склонил голову, взял обе руки девушки в свои, поцеловал кончики ее пальцев.

— Госпожа, ваше поручение мне в радость. Я сделаю все, что будет в моих силах. — Он отступил, поклонился и пошел прочь.

Глава 3

НИ ХРИСТИАНАМ, НИ ТУРКАМ НЕВЕДОМО, ОТКУДА ПОШЛО ЭТО НАЗВАНИЕ — АССАСИНЫ

На следующий день Эдмунд де Пейн, Филипп Майель, Тьерри Парменио и с ними шесть сержантов выехали с подворья ордена. Все они прежде получили отпущение грехов перед образом «Оплакивание» в капелле Пресвятой Девы. Они по очереди преклонили колени, всматриваясь в резное изображение застывших черт замученного Спасителя, тело которого уже сняли с креста и положили на колени скорбящей матери. Де Пейн прошептал покаяние в малых грехах, в число которых входили и помыслы об Изабелле Беррингтон. Ему дано было отпущение, и он вышел на паперть, где возжег свечи перед образом святого Христофора, могучего защитника от внезапной насильственной смерти. Постепенно у образа собрались все, и здесь к ним подошел Тремеле, неся запечатанную кожаную суму. В ней содержались послания вождю ассасинов, обитавшему в убежище на горе Хедад, к востоку от замка Шатель-Блан. Карты и чертежи местности вручили Парменио, которому предстояло служить проводником и переводчиком. Затем все прослушали торжественную мессу, причастились, получили благословение священника. Когда отзвучало «…ite missa» все они собрались на Большой улице. В лучах солнца, уже начавшего путь к закату, но все так же палящего, ярко сверкали здания орденского подворья. Тремеле, окруженный маршалами и сенешалями, дал им свои благословения. Де Пейн и его товарищи вскочили в седла, им вручили официальный флаг делегации — черно-белую хоругвь тамплиеров. Высоко над их головами пропел рог, а со стен внутреннего двора ему откликнулся леденящий душу рев труб. Де Пейн трижды — в честь Святой Троицы — склонил обвисшую на безветрии хоругвь, и они покинули подворье, выехав через Врата Красоты в город.