— Почему?
— Что за имя такое Магнолия!
— Нормальное имя для Южной Каролины, откуда она родом. В Америке в южных штатах этих Магнолий как собак нерезаных. Но я не кончил рассказывать про избрание в парламент. Прежде всего, конечно, твою кандидатуру должны выдвинуть.
— Как ты этого добился?
— Все устроила моя невеста. Она знакома с одним министром, и он пустил в ход свои связи. Его фамилия Филмер.
— А. Б. Филмер?
— Точно. Он твой приятель?
— Я бы так не сказал. Наше мимолетное знакомство произошло на крыше летнего домика, куда нас загнал один желчный лебедь. Опасность сблизила нас ненадолго, но закадычными друзьями мы не стали.
— Где это случилось?
— На острове посреди озера в имении моей тети Агаты в Стипл-Бампли. Ты ведь живешь в Стипл-Бампли и. наверно, бывал у нее.
Тут его посетила ошеломляющая догадка, как тех солдат, которые, по словам Дживса. переглядывались на какой-то Дарьенской вершине.
— Леди Уорилдон твоя тетя?
— Самая что ни на есть.
— Она никогда об этом не говорила.
— И не скажет. Скорее она постарается это скрыть.
— Боже, значит, она твоя двоюродная сестра.
— Тетя! Нельзя быть тем и другим сразу.
— Я говорю про Флоренс. Флоренс Крэй, мою невесту.
Не скрою, новость потрясла меня, и если бы я не сидел, то, наверно бы, пошатнулся. Хотя чему тут удивляться. Флоренс принадлежит к тому сорту девиц, которые всегда найдут с кем обручиться: сперва она вверила себя Стилтону Чезрайту, потом мне и, наконец. Перси Горринджу, автору инсценировки ее романа «Морские брызги». Пьеса, кстати, недавно была показана публике в театре герцога Йоркского, но провалилась и была снята с репертуара в первую же субботу. Один критик заявил, что этот спектакль лучше смотрится при опушенном занавесе. Интересно, как Флоренс при ее самомнении перенесла все это?
— Ты обручился с Флоренс? — воскликнул я, все еще ошеломленный посетившей меня догадкой.
— Да. Ты не знал?
— Никто мне ничего не рассказывает. Значит, обручился с Флоренс. Ну-ну.
Менее деликатный человек, чем Бертрам Вустер, возможно, прибавил бы: «Попал ты в переплет» — или что-нибудь из той же оперы, поскольку не приходилось сомневаться, что дело этого несчастного плохо; но уж чего-чего, а деликатности Вустерам не занимать. Я только схватил его руку, потряс ее и пожелал ему счастья. Он поблагодарил меня.
— Тебе можно позавидовать, — сказал я лицемерно.
— Я сам себе завидую.
— Она очаровательная девушка, — продолжал я лицемерить.
— Вот именно.
— Умна к тому же.
— На редкость. Романы пишет.
— Один за другим.
— Ты читал «Морские брызги»?
— Просто из рук не выпускал, — соврал я: на самом деле я и не брал его в руки. — Ты видел пьесу?
— Дважды. Жаль, что она не пошла. Инсценировка Горринджа — детище глупца.
— Да, и непроходимого: я как первый раз его увидел, так сразу и раскусил.
— Жалко, что Флоренс не раскусила.
— Да. Кстати, какова судьба Горринджа? Когда я слышал о нем в последний раз, он был еще женихом Флоренс.
— Она разорвала помолвку.
— И очень мудро поступила. У него были длинные бакенбарды.
— Она считала его виновным в провале пьесы и прямо так ему и сказала.
— Да уж, она не из тех, кто смолчит. |