Пол улыбается, и его глаза от этого кажутся более грустными.

— Чувства могут вырасти, миледи, — его слова даже тише моих. — Я знаю, что это правда.

Когда мы смотрим друг другу в глаза, он безмолвно признается в чем-то прекрасном и опасном. Видит ли он то же признание у меня в глазах?

Я знаю, что у другой Маргарет были ответные чувства, безмолвные и безнадежные.

Никакой обычный солдат, не взирая на его верность и смелость, не может жениться на Великой Княжне. Никакая Великая Княжна не осмелится рисковать благосклонностью царя из-за запретной любовной интрижки.

— Благодарю вас, Лейтенант Марков, — говорю я. Я пытаюсь сказать это формальным тоном, как будто меня это не задело. Но не могу.

Пол склоняет голову и снова стоит во внимании словно ничего не было. Он лучше умеет притворяться, чем я.

Приходит Рождество. Я провожу его в церкви. Само по себе это было бы странно для меня, дочери людей, описывающих себя как «Конфуциагностики». И здесь «церковь» означает русский ортодоксальный собор, с попами, которые одеты в высокие вышитые головные уборы, с длинными бородами и хорами, поющими гимны тихими голосами и таким густым запахом ладана, что мне постоянно приходится прятать лицо в ладонях, чтобы откашляться.

Преклоняя колени на моей скамейке, я думаю о маме и Джози там, дома, как они проводят Рождество без папы и меня тоже. Сейчас они уже знают, что задумали мы с Тео, и они должно быть оставили надежду на то, что я вернусь домой.

Думает ли она, что мы мертвы?

Я должна быть с ней. Вместо этого я начала преследовать Пола, потому что была слишком зла, чтобы думать трезво, слишком расстроена, чтобы притормозить и подождать до тех пор, пока мы с Тео не обретем уверенность в том, что делаем. Достаточно просто было бы винить Тео, он любил папу почти так же сильно, как и я. Он не был более рассудителен, чем я.

Нет, это моя собственная вина, что я сейчас не с моими матерью и сестрой в самое худшее Рождество в их жизни. Моя вина в том, что мама вероятно оплакивает меня и папу. Стыд душит меня, как дым от кадила и темные осуждающие глаза с икон начинают порицать меня из своих блестящих рам.

Тем же полуднем мы обмениваемся подарками в комнатах царя. К счастью, Великая Княжна Маргарита более организована, чем я, её подарки уже были завернуты и подписаны прежде, чем я попала сюда. К моему удивлению, подарки — самые обычные вещи. Владимир подарил мне перьевую ручку, я подарила Кате кружевные носовые платки, Царь Александр кажется совершенно удовлетворен новыми сапогами от Петра. Я бы подумала, что царские семьи дарят друг другу потрясающие, знаковые вещи, например, изумруды размером с бейсбольный мяч. Но может быть, если ты каждый день окружен роскошью, богатство теряет свою силу.

Великий Князь Сергей не участвует в семейном празднике. Я не удивлена.

После этого Пол сопровождает меня обратно в мою комнату, но в дверях он откашливается.

— Миледи?

— Да?

— Если вы окажете мне честь, если не будет неподобающим, чтобы вы приняли это, у меня есть для вас подарок.

Он смотрит так неуверенно, так неловко, как Пол из моей вселенной. Я не могу с собой ничего поделать и улыбаюсь.

— У меня тоже есть для вас подарок.

Улыбка освещает его лицо.

— Позвольте мне…

Я киваю, извиняя его и он торопится в соседнюю комнату, где он, должно быть, спрятал его. В это время я достаю последний подарок, завернутый в красную ткань, не бумагу, с настоящей белой лентой, держу его в руках и жду.