Когда наши губы встретились, я выдохнул через нос. Поппи всегда была такой на вкус — вишневой, как ее бальзам для губ, который заполнил мой рот. И Поппи поцеловала меня в ответ, ее маленькие ручки все еще крепко сжимали мою черную рубашку.

Медленно и нежно я ласкал ее рот, пока, наконец, не отстранился, оставив три коротких легких поцелуя на ее опухших губах. Я сделал вдох и наблюдал, как ее глаза, затрепетав, открылись.

Ее зрачки были расширены. Она облизала свою нижнюю губу, прежде чем сверкнула яркой улыбкой.

— Поцелуй триста пятьдесят два. С моим Руном у стены зрительного зала. — Я задержал дыхание, ожидая, что она продолжит. Блеск в глазах Поппи сказал мне, что слова, которые я надеялся услышать следующими, слетят с ее губ. Наклонившись ближе, балансируя на цыпочках, она прошептала: — И мое сердце почти взорвалось. — Она записывала только сверхособенные поцелуи. Только те, что переполняли ее сердце. Каждый раз, когда мы целовались, я ждал этих слов.

Каждый раз, когда она произносила их, она восхищала меня своей улыбкой.

Поппи рассмеялась. Я не удержался и широко улыбнулся на звук счастья в ее голосе. Затем прижался в еще одном быстром поцелуе к ее губам и сделал шаг назад, закинув руку на ее плечо. Я прижал ее ближе и расположил щеку на макушке ее головы. Рука Поппи обвивала мою спину и живот, и я повел ее от стены. Когда я сделал это, Поппи замерла.

Я поднял голову и увидел, что девятиклассницы показывают на Поппи и шепчутся друг с другом. Их взгляды были сосредоточены на Поппи в моих руках. Мои челюсти сжались. Я ненавидел, что они относились к ней так из-за ревности. Большинство девушек никогда не давали Поппи и шанса, потому что хотели то, что было у нее. Поппи говорила, что ей все равно, но я видел, что все не так. Тот факт, что она застыла в моих руках, говорил о многом.

Переминаясь с ноги на ногу перед Поппи, я ждал, когда она поднимет голову. Как только она сделала это, я категорично заявил:

— Игнорируй их.

Мой желудок ухнул вниз, когда я наблюдал ее вымученную улыбку.

— Я игнорирую, Рун. Они не беспокоят меня.

Я наклонил голову в сторону и приподнял брови. Поппи покачала головой.

— Это правда. Я уверяю тебя, — попыталась солгать она. Поппи посмотрела мне через плечо и пожала плечами. Когда она встретилась глазами с моими, то сказала: — Но я понимаю это. Я хочу сказать, посмотри на себя, Рун. Ты великолепен. Высокий, загадочный, необычный... Норвежец! — Она рассмеялась и прижала ладонь к моей груди. — В тебе есть все признаки «плохиша». Девочки ничего не могут поделать, и хотят тебя. Ты — это ты. Ты совершенство.

Я сделал шаг ближе и наблюдал, как ее зеленые глаза расширились.

— И ты, — добавил я.

Напряжение спало с ее плеч.

Я положил свою руку на ее, что все еще была на моей груди.

— И я не загадочный, Поппимин. Ты знаешь обо мне все, нет никаких секретов и тайн.

— Для меня, — спорила она, еще раз встретившись со мной взглядом. — Ты не загадочный для меня, но ты такой для всех девочек в школе. Все они хотят тебя.

Я вздохнул, начиная злиться.

— А все, чего хочу я, — это ты. — Поппи смотрела на меня, как будто хотела что-то найти в моем выражении лица. Это только раздражало меня больше. Я переплел наши пальцы и прошептал:

— Навеки.

Искренняя улыбка растянулась на губах Поппи.

— Навечно и навсегда, — она, наконец, прошептала в ответ.

Я опустил голову, чтобы прижаться лбом к ее. Мои руки обхватили ее щеки, и я заверил ее:

— Я хочу тебя и только тебя. Я понял это, когда мне было пять лет, и ты пожала мою руку. Никакая другая девушка не изменит этого.

— Да? — спросила Поппи, но я мог слышать, что веселье вернулось в ее милый голосок.