– Наплюй. Меня сейчас другие вещи интересуют. Более важные.

– Это какие же ?

– Думаю, мне известен настоящий способ очистки. Последний и окончательный.

Тютюнин, полоскавший руки в теплых струях Каменки, на мгновение замер, потом медленно повернулся к Окуркину:

– Ты чего это? Опять?

Окуркин ничего не ответил. Вот уже несколько месяцев в разговорах приятелей это была запретная тема, потому как у обоих еще не изгладились из памяти приключения прошлого лета.

А началось все с наследства, которое оставила Лехе его бабушка.

Наследство как наследство – деревенский домик с трубой. Ничего примечательного, если не считать того, что бабушка при жизни очень расходилась в убеждениях с материализмом.

В погребе под домом независимой старушки внук Леха обнаружил целый склад спиртовых настоек неизвестного назначения. Однако воспитанный на российских традициях Окуркин назначение всякого спиртосодержащего продукта понимал вполне определенно. Пить – и все тут. Но поскольку в силу все тех же традиций пить один Окуркин не любил, он призвал на помощь друга Серегу.

Первая же проба едва не закончилась для приятелей трагически – их чуть не съели странные существа, к которым Сергей и Леха попали после принятия одной из настоек.

По возвращении в родную реальность друзья с перепугу решили напрочь забыть о складе спиртовых настоек, однако держались этого решения недолго.

Они предпринимали попытки произвести очистку драгоценного продукта, однако снова и снова попадали в неприветливые миры, претерпевая в них лишения и откровенный мордобой.

– Ты чего, опять за старое? – строго повторил свой вопрос Тютюнин, поскольку Леха сделал вид, что не расслышал.

– Я не за старое. Я просто хотел с тобой поделиться. Мне же не с кем поговорить. Заведи я эту байду при Ленке, она с меня иероглиф сделает…

– Ты из‑за этого и примчался ко мне на дачу?

– Почему? Не‑э‑эт…

Леха вздохнул. По его лицу было видно, что его просто распирает от нетерпения.

– Ну ладно, рассказывай, – согласился Тютюнин. – Только сразу говорю – я против.

Ага, – оживился Леха и плеснул водой на пролетавшую стрекозу. – Я вот подумал, а чего это мы все время настойки фильтровать пытались? Это же не правильно.

– Почему?

– Да потому. Надо клин клином, понимаешь? – Нет.

– Нужно взять специальной травы и настаивать эти настойки по второму разу. Тогда получится – просто настойка от кашля.

– А какие такие специальные? – Тютюнин поднял над водой ногу и внимательно ее осмотрел.

– Это мы выясним.

– Как ты выяснишь?

– Спрошу у бабушек‑знахарок.

– Где же в городе взять знахарок?

– Э, да ты чего, газет не читаешь? Они же, эти бабушки, объявления дают.

– Все равно я опасаюсь, – покачал головой Тютюнин. – А вдруг эти настойки еще злее станут, и не вернемся мы тогда домой никогда…

– Мы на собаках проверять будем.

– На собаках? Мы уже проверяли на собаках, и что получилось?

Окуркин виновато пожал плечами, вспомнив, как они потчевали фильтрованным спиртом бультерьера Дросселя.

Дроссель отлично себя чувствовал, а потом убежал. Окуркин думал, что все в порядке, и они с Серегой выпили, а потом началось такое, что просто ужас.

– Фигня все это. Ты лучше мне вот что скажи, Леха… – задумчиво произнес Тютюнин.

– Ну?

– Что такое энтропия?

– Это когда понос.

– Нет, понос – это диарея.

– Из какой хоть оперы, намекни.