«Кадр»-картина: ангел плюс ошарашенная душа поэта и кляча внизу таяла прямо на глазах.

«Нет-нет!.. Нельзя!.. Так нельзя!»

Людочка не понимала что нельзя и почему нельзя. Ручка торопливо заскользила по бумаге, записывая то последнее, что норовило ускользнуть из памяти.

Ангел ожил…

В сердце что-то тихо щелкнуло. Авторучка тут же продолжила:

Людочка замерла после «я»… Как такового ее собственного «я» почти не было. Был только лист бумаги и чуть подрагивающий кончик авторучки над ним.

Время летело совершенно незаметно. Людочка уже не помнила ни о чем: ни о Леньке, ни о недавней ссоре с ним. Прежнее поэтическое вдохновение вернулось незаметно, словно на цыпочках. Но из недавнего — чуть насмешливого и лукавого, — оно вдруг превратилось во что-то пронзительно острое. Собственное «я» таяло, как снег на горячей ладони.

А строчки оборвались… Чувства в груди стали настолько огромным и нетерпеливым, что Людочка задыхалась. Она резко встала и, не зная, что ей делать дальше, обошла вокруг стола.

Руки дрожали… Она перевернула лист тетради. Лист был пугающе чистым, как снег.

— Ленька, ты свою благоверную бить пробовал?

— Нет.

— Даже ни разу?!..

— Нет.

— Зря!.. Вон тот салат попробуй, Ленечка.

Нинка все-таки одела халатик. Правда, он был застегнут не на все пуговицы. Такая небрежность только подчеркивала стройность женской фигуры.

На расстеленном прямо на грядках одеяле стояли тарелки с разнообразной закуской. Бутылка самогона торчала рядом с локтем Леньки, едва ли не на четверть воткнувшись в мягкую землю.

Ленька ел торопливо, но со вкусом.

— Может, выпьешь?

Не дожидаясь ответа, Нинка потянулась к бутылке. Очередная пуговица на ее халатике легко выскользнула из петли.

«Старый халатик, наверное… — решил Ленька. — Покупала его давно».

— Мой-то бывший выпить любил, — легкомысленно болтала Нинка. — А как выпьет, так, значит — подраться. Дурак, одним словом…

— Знаю, — Ленька кивнул.

Однажды тощий и злой, как черт Толик бросился на Леньку. Но тому даже не пришлось поднимать руки. Толик налетел на гиганта-соседа, как на железобетонный столб и рухнул на землю.

— Убить обещал, — Ленька улыбнулся.

Он поднял стакан. Наполненный до краев стакан с самогоном пах не столько сивухой, сколько едва ли не сорока травами, на которых был настоян.

— Пей, Ленька, пей, а то прольешь…

Нинка ждала. Она улыбнулась и не опускала глаз.

«А купальник, значит, то же… Переросла она его, значит». — Ленька тянул в себя пахучую жидкость, не отрывая глаз от полоски лифчика.

Он вдруг поймал себя на мысли, что Людочка наверняка смотрит в окно — приготовление к пикнику на огороде получилось довольно шумными.

Ленька чуть не поперхнулся самогоном.

— Черт!.. Сигареты дома забыл.

Ленька отставил не допитый до дна стакан и быстро встал.

— Вернешься?..

В глазах Нинки было столько тоскливого и жадного ожидания, что Ленька отвернулся.

— Я скоро, — пообещал он.

— А с Толиком у меня — все!.. — вдруг горячо заговорила Нинка. — Понимаешь, Ленечка?.. Последний раз с граблями его встретила. Не могу я с ним больше… Противно.

Ленька уже шел к дому. Не оборачиваясь, он кивнул. Споткнувшись на борозде, Ленька не к месту выругался и решил, что в его в личной жизни, пожалуй, тоже все кончено…

Пачка сигарет лежала на столе, в зале.