И вышел я в чистое бабьелетнее одесское утро, в заждавшиеся объятия родни, прореженной за годы разлуки сквозняками эмиграции и, страшней того, смертями - воспоминания мяли сердце, корёжа душу и одновременно множа радость встречи. И в машине, утомлённой долгим опытом лет и дорог, покатили мы в Одессу двадцать первого столетия, 60 лет после моего детства и после войны.
Тот город полувековой давности растаял, как имперский Рим, Китеж-градом ушёл в легенды, в книги, ТВ и Интернетом затоптанные: как ни трудились Жаботинский, Паустовский, Бабель с Ильфом, Куприн с Катаевым - пропала экзотическая Одесса, затерялась в чужбинах. Только вспыхивают там-сям искры прежнего безудержного одесского острословия: в израильском Ашдоде услышится: “Как ему хорошо - так ему и надо”; на Брайтон-Бич торговка книгами (из морщин неистовый глаз, безудержный грим бровей и губ, шляпка с цветочком, охваченная пузырём плёнки от осенней сырости) говорит покупателю: “Шо вы так перебираете товар? Книга не рыба, не портится...”; в особо евреелюбивой Германии вздохнёт старик с Канатной, бывшей Свердлова улицы: “Здесь таки да кушают вкусно, но культура?! Три тысячи километров от Одессы, откуда в этой глуши культура?!”
Рассеялась по миру Одессщина. Но и метрополия черноморская ещё теплит душу живу. Город против ожидания чист, запахами разит не наповал, оштукатуренные фасады дышат художеством лучших лет Европы, улицы - зелёные туннели, когда-то одна Пушкинская этим восхищала, а сегодня новые улицы, вдвое шире, зеленеют пышнее её. Сверкают витрины универмага и супермаркета, шевелится торговлишка в малых магазинчиках, нередко продавцы стараются быть приветливы. Прохожие не менее прежнего говорливы и веселы, женщины легки и улыбчивы.
А главное - дух. Потускнел, но не угас, оказывается. Можно и не ходить по знакомым, не проникать в подъезды, запертые для защиты от грабежей и грязи, можно не глазеть на окружающих, в кафе уличном по-парижски сидя, можно и не вступать в беседы со словоохотливыми горожанами - Одесса объявит себя уже выплеснутыми на ежедневную потребу текстами объявлений и вывесок. Казино “Габриэла”, “Ройял Флеш”, “Клондайк”, клуб “Мираж”, ювелирное заведение “Золотая Одесса”, магазины и кафе “Жан-Франко”, “Кесарь” (мужская одежда), “Герр Канцлер” это канцелярские товары, “Наполеон”, “Эльдорадо”... “Пригородный шик” - определял Бабель. Лавочка косметики называется “Елисейские Поля”. Иноземная лепота, ароматы Европы. Тут же и “Мак-Дональдс” - как нам без чипсов, без гамбургерового модерна?.. “Шарм” - “Салон красы” (украинской “красы”, а не русской “красоты” - москалям чертячим в пику).
...Знаю, помню и в других местах рекламные роскошества. В Новосибирске плакат с огромной сосиской и прильнувшим к ней котёнком подписан: “Счастья слишком много не бывает”. Московская эстрадная банда “Крематорий” замечательно веселит зрителя, особенно еврейского. В Израиле продают пылесос “Вампир”. В Киеве магазин диетических продуктов называется “Диабет”, а детей пользуют в медицинском центре “Медея” по имени мифологической детоубийцы.
Но Одесса - “это что-то особенного”. “Интимтовары ХХI века” - пишется на одесской вывеске. “Красиво снаружи, вкусно внутри” - игриво зовёт ресторан, с некоторым сексуальным намёком. Подают в ресторане шампанское “Одесситка”; на этикетке, подбоченясь, красотка - не устоять, и объяснено стихом наповал: “Немножко кокетка, немножко пуглива, Немножко безбрачна, немножко жена. В груди у ней сердце, во взгляде огниво, Но любит и взглядом и сердцем она”.
А на улицах: “Выбери себе подарок от Риволи”, “Камни-обериги” (наверно, обереги - будьте нам здоровы!), “Аромомасла”. |