28.01.1999. Катя Гусарова - В. Коган: “Уважаемая Валентина Яковлевна! Благодарю Вас за подробные свидетельские показания по делу Шевалёвых, а также за остальной, необыкновенно интересный материал. Дело Евгения Александровича будет рассмотрено специальной Комиссией... По правилам Яд Вашема для присуждения звания Праведник Мира необходимо, чтобы тот, кому была оказана помощь, об этом написал. Из Ваших ответов, к сожалению, понятно, что связь с этими людьми утеряна... Несмотря ни на что, я вместе с Вами надеюсь на положительное решение... Прошу Вас, однако, если возможно, объяснить ситуацию Андрею Евгеньевичу и подготовить к тому, что ходатайство нашего отдела перед Комиссией о присвоении звания Праведника может быть отклонено”.

10.02.1999. В. Коган - Кате Гусаровой: “Уважаемая Катя! В ночь с 4 на 5 декабря 1998 года скоропостижно скончался от сердечного приступа Андрей Евгеньевич Шевалёв. Так что мне не придётся готовить его к тому, что ходатайство Вашего отдела о присвоении ему звания Праведника может быть отклонено. Именно сейчас это было бы тем более огорчительно, что Андрей Евгеньевич в силу своей необыкновенной скромности часто повторял, что хотел бы увековечить память отца, а собственных притязаний по этому поводу не имеет... Но, думаю, ему было бы очень приятно узнать, что ходатайство возбуждено и о нём. Для него это было бы тем более значимо, что здесь, где он родился, вырос и прожил долгую и нелёгкую жизнь, щедро и безоглядно раздавая людям, порой и совершенно чужим, добро и сострадание даже тогда, когда это было чревато для него не просто неприятностями, а угрожало жизни, никто и никогда не проявлял к его устремлениям никакого интереса.

...На похоронах Андрея Евгеньевича несколько пришедших проводить его друзей, связанных с ним увлечением альпинизмом или совместной работой (а было их всего 5 человек), от меня впервые услышали о той стороне деятельности отца и сына Шевалёвых, которая стала предметом нашей с Вами переписки. Они восхитились великой скромностью и даже будничностью, с которыми Шевалёвы по велению совести и нравственного долга помогали людям, нашедшим в них своё единственное спасение от зверства оккупантов.

Смерть Андрея Евгеньевича лишает меня возможности отыскать ещё хоть ниточку, ведущую к кому-нибудь из тех, кто нашёл своё спасение в больнице. Андрей Евгеньевич попытался это сделать. В своих поисках А. Е. получал отказы, которые иногда бывали мотивированными, хоть и малоубедительными (“не помню! не знаю!”), а иногда и ничем не мотивированными (“ни о чём свидетельствовать не буду!”)...

Возврат к событиям тех тяжких лет, поиски свидетелей и участников сильно разбередили душу Андрея Евгеньевича. Он жаловался мне, что плохо стал спать... В конце ноября Андрей Евгеньевич мне позвонил и сказал, что к нему приходил интервьюер с телеоператором из фонда Спилберга. Они, по его выражению, мучили его в течение двух часов вопросами и съёмками и довели до полного изнеможения...

Я уверена, что Вы приложите максимум усилий для положительного решения вопроса. Очень этого хотелось бы в память об этих замечательных людях и в знак признания их бескорыстного благородства и человеколюбия”.

Добрались настырные спилберговцы до Андрея Шевалёва 20 ноября 1998 года, за две недели до его гибели. Не хочется думать, что их визит оказался роковым. Накануне смерти 79-летнего профессора многое сошлось. В квартире А. Е. по просьбе его знакомого проездом через Одессу остановились на несколько дней родственники этого знакомого в количестве трёх взрослых, двух детей и двух собак. “Покой нам только снится”. Андрей Шевалёв недомогал, вечером сделал себе укол (он всегда полагался только на себя, не на врачей), а ночью, как писала мне В. Коган, “захрипел и уже не смог ответить своей жене. Она, Валентина Андреевна, и сообщила мне наутро о его смерти.