Изменить размер шрифта - +
Бабушка бежит, а пароход отчаливает... Мы стоим растерянные, смотрим на корму, а в этот момент пикирует немецкий самолёт и на наших глазах попадает бомбой в пароход и он тонет. Судьба, видимо... “

Бой за места на кораблях начинался в городе беготнёй за разрешениями и билетами. В толчее и слухах страстно и сладко трепетали слова “литер”, “вызов”, “бронь”, “блат”. У мамы Шимека никаких блатов, но ребёнка надо было спасать, и стариков надо было спасать, как бы дед с его пронемецкостью и антисоветскостью ни сопротивлялся, а что она могла без могучих знакомств сделать в обеспамятевшем от страхов городе, где все рвались в отдушину порта, к сходням отходящих кораблей. Там бестолочь и круговерть, мешки и чемоданы, мат-перемат, дети судорожно цепляются за матерей, чьи руки заняты пожитками, людской поток раздирает семьи, лязг цепей, рёв гудков, грохот, визг, плач... Случалось, срывались с трапа, теряли вещи, а то и ребёнка. Но Жене даже отчаянное то столпотворение оказалось недосягаемо, и один из последних шансов вырваться из гибели, теплоход с ободряющим именем “Ленин” растворился за портовым волнорезом - им билетов не досталось. Впору было заломить руки.

Именно эту жуть скрывало неподвижное лицо мамы Шимека, когда она опять “девочкой с персиками” сидела за массивным дедовским столом, сложив бессильные руки на уже не крахмаленной (не до того), но по-прежнему белой опрятной скатерти и глядя скорбными глазами - как в первый день войны.

Из отчёта Управления Черноморского пароходства о гражданской эвакуации гор. Одессы № 83-6/с, 29.04.1946 г.

[Воспоминания помощника капитана теплохода “Ворошилов” Белинского А.Г. о первом рейсе после незаконченного ремонта]: “Без пробы, без ходовых испытаний в ночь под 24 июля т/х “Ворошилов”, груженный до отказа ценнейшим оборудованием эвакуируемых заводов, приняв дополнительно к этому на борт 3000 пассажиров, снялся в свой первый рейс.

...В Севастополе наш теплоход вошёл в сводный караван... Головным шёл пароход “Ленин”, ему в кильватер пассажирский теплоход “Грузия”, ему в кильватер мы... Под охраной сторожевых катеров выходим в море. Густая июльская ночь. Еле заметными очертаниями просматривается по левому борту прибрежная цепь крымских гор. [В] 23 часа 50 минут сквозь мерные выхлопы работающего двигателя и шум винта вдруг впереди по носу судна оглушительный взрыв. Это головной “Ленин” наскочил на мину... Он всего несколько минут держался на плаву и камнем ушёл в пучину. Вокруг крики спасающихся о помощи. Наши шлюпки на воде подбирают людей. Шлюпки старые, текут, вода подходит под банки. Но и они в этот тяжёлый миг сделали своё дело. Спасено и доставлено к нам на борт 207 человек.

... С рассветом... выяснилось, что находимся в опасной зоне среди минного поля. Хладнокровие и выдержка капитана Шанцера А.Ф. [по другим сведениям - Шансберга] спасли от неминуемой гибели корабль...

...Через двое суток отдали якорь в Новороссийской бухте...”

Одесский историк С. Я. Боровой плыл на “Ворошилове”. Трём тысячам пассажиров не хватало места, не хватало воды, на палубе стояла уныло-долгая очередь в наспех оборудованный гальюн...

С. Боровой (из книги “Воспоминания”): “Самоуверенные дураки из эвакуировавшихся... объясняли, как нужно себя вести. Строго следили за тем, чтобы не выбрасывали мусор с борта корабля: это будет сигналом для подводных лодок. Когда какие-то женщины стали развешивать бельё - это вызвало панические крики: вы привлекаете внимание вражеских самолётов.

... В нескольких сотнях метров от нас шёл красавец “Ленин”. Под вечер второго дня... остановились. Наш корабль спустил шлюпку, на которую села небольшая семья: женщина и дети. Их пересадили на комфортабельный “Ленин”. Всем было понятно, что у них “большой блат”.

Быстрый переход