Вешаю сумку на плечо и несусь к двери. Нужно торопиться, пока не взошло солнце. Я осматриваю в последний раз комнату, выдыхаю и делаю шаг вперед. Но затем я робко и рассеянно застываю, потому что дверь в мою спальню открывается.

Папа никогда ко мне не приходил. По крайней мере, я этого не помню. Высокий, не разговорчивый он переступает через порог и складывает за спиной руки. Внутри меня все холодеет. Я хочу отступить назад, но неожиданно не могу даже шевельнуться.

Отец хмыкает, осмотрев разбросанные книги, исписанные стены. Он переводит на меня взгляд и пожимает плечами.

- Уходишь?

Не отвечаю. Просто качаю головой, а он вздыхает.

- К нему.

- Что?

- Никогда не понимал человеческого желания найти нечто непохожее. Люди тянутся к противоположностям. Но зачем? В этом столько трагедии, Адора. Но, знаешь, я пришел к выводу, что люди любят трагедии.

- Пап, о чем ты говоришь?

- Куда проще жить так, как велено. Мэлот следил за тобой, потому что ты никогда не подчинялась мне. Свободная и своенравная, как и твоя мать, впрочем, но давным-давно. И я полюбил ее за эту черту характера, знаешь ведь? Но в тебе она представляла угрозу. Ты сама угроза. Понимаешь?

Я стискиваю зубы и сбрасываю с плеча сумку.

- Угроза? Для кого?

- Для семьи.

- Но почему? Ты ведь сам это со мной сделал, - иду вперед, - ты ведь сам велел этим людям вшить в меня ее сердце!

- И я не сожалею.

- Не сожалеешь? Просто…, - потираю руками лицо, - просто дай не уйти. Я не хочу в этом участвовать, не хочу больше быть угрозой. 

 Отец дергает уголками губ, однако устало и фальшиво. Его лицо осунулось, а когда-то ярко-карие глаза превратились в тусклые точки, следящие за тобой во время разговора, но не видящие тебя.

- Мэлот рассказал мне все. Наверно, потому я потерял счет рюмкам. – Я замираю и чувствую, как кожа покрывается пламенем. –  Я ведь понимал, что с тобой сложно. Я знал, что будут проблемы. Но ты и сын Феликса, это неожиданно.

- Я не понимаю. – Собираю волю в кулак и подаюсь вперед. – Как тебя это касается?

- Ты моя дочь.

- Ах, вот как. Все-таки, дочь.  

- Я видел тебя у двери. Знаю, что ты все слышала.

Я вскидываю подбородок, пытаюсь выглядеть решительно, пусть внутри и сгораю от страха. С нажимом говорю:

- Феликс Ривера не виноват в смерти Мэлота, папа.

- Маркус Дамекес – его отпрыск. Ривера растил его, как сына.

- Но Марко прислуживал Хельге. Да-да, той самой женщине, которую вы заперли в клинике для умалишенных!

- Что это? – Отец хмурит лоб. – Ты ее жалеешь? Странно, ведь именно ты ее убила.

Из меня будто выбивают воздух. Я отворачиваюсь и застываю. Раны открываются, перед глазами темнеет. Я зажмуриваюсь, сомкнув в кулаки пальцы, и резко выдыхаю.

- Мы узнали, как Маркус проник в наш дом. Оказывается, один из охранников был у Феликса в подчинение какое-то время назад. Маркус заплатил ему, и тот пропустил его. Также он пропускал еще одного гостя. – Мы с отцом смотрим друг на друга, и я ощущаю, как мир рушится. Отвержено стискиваю зубы, но глаза все равно наливаются слезами. Я мотыляю головой. Нет, пожалуйста. – Ты должна была понимать, что ваши отношения не приведут ни к чему хорошему. Так и вышло.

Папа собирается уйти, а я испуганно подаюсь вперед и хватаюсь за его руку.

- Что ты сделал? Что ты натворил, папа? Где Эрих?

- Вчера он неудачно приземлился, когда пытался вылезти через твое окно. Боюсь, ты сама виновата, Адора. Не нужно было подвергать парня такому риску, ты ведь знала, что в нашей семье не переносят ложь. А ты лгала.

- Пожалуйста, - унижаюсь, ощутив, как сжалось все тело, - не поступай так со мной.