— Как же он может тебе нравиться, если ты его никогда не видела? Уверяю тебя, Изабелла, он тебе непременно понравится, когда ты его увидишь. Столь приятного, милого, очаровательного человека невозможно не полюбить.

Я хмыкнула. Кажется, батюшка решил вновь вернуться к вопросу о необыкновенных достоинствах герцога, справедливо полагая, что я пропускала эти перлы мимо ушей.

— Откуда вы знаете? — спросила я со смешком.

— Откуда я знаю? — он хитро улыбнулся, — когда ты его увидишь, то поймешь меня, Изабелла. Я недаром говорил тебе о его достоинствах. Они не выдуманы, как ты подозреваешь.

— Не подозреваю, что вы, батюшка, я в этом совершенно уверена. Полагаю, вы несколько увлеклись.

— Изабелла, — он тяжело вздохнул, — как с тобой трудно. Ты любое мое слово начнешь выворачивать наизнанку. Я всего лишь пытаюсь помочь тебе смириться с мыслью, что герцог все же станет твоим мужем.

— Я не хочу этого делать. Я уже сказала, что не выйду за него замуж.

— Но ты выйдешь. Все уже решено давным-давно. Слово дано, и оно нерушимо. Тем более что я уже обо всем договорился.

До сих пор я не воспринимала его слова всерьез. Они казались мне необходимой частью ритуала, который происходит у нас каждую неделю с завидной регулярностью. Но теперь все предстало передо мной в совершенно ином свете.

— Вы серьезно? — переспросила я, — вы на самом деле собираетесь выдать меня замуж, батюшка?

— Изабелла, — он снова вздохнул, — кажется, я говорил предельно ясно и разумеется, серьезно. Да, конечно, ты выйдешь за него. Я уже полчаса тебе об этом твержу.

Я была так ошарашена, что встала на ноги и уставилась на отца с высоты своего роста, нужно заметить, немаленького.

— Но…

— Не спорь, Изабелла. На сей раз я не сотрясаю зря воздух. Повторяю, все решено.

— Но вы не можете так поступить со мной.

— Дорогая, я делаю все, чтобы ты была счастлива.

— Странное у вас понятие о счастье, — не удержалась и съязвила я, — может быть, для начала вам стоит узнать мое мнение?

— Я его знаю, — отозвался он, — и ты совершенно не права. Как ты можешь судить о человеке, если даже не знаешь, что он из себя представляет? Поэтому, завтра я устроил вашу встречу именно с этой целью. Дорогая, ты изменишь свое мнение, как только увидишь его.

— Я не изменю своего мнения, даже если увижу самого Генриха Четвертого. Хотя на мой взгляд, он далеко не идеал.

— Ступай к себе, — отец начал выходить из себя, — хорошенько подумай. Уверен, завтра все предстанет перед тобой в ином свете.

— Очень сомневаюсь, — я развернулась и вышла из гостиной.

Кадо встретил меня радостным поскуливанием и изо всех сил вилял хвостом.

— А ну, гулять, — сказала я, — гулять, Кадо.

Он подпрыгнул и бросился ко мне целоваться. Я замахала руками.

— Остынь, не надо. Не надо, говорю! Фу, Кадо!

С большим трудом мне удалось избежать слишком теплого проявления собачьих чувств. Мы вышли на крыльцо, сбежали вниз по ступенькам. Кадо помчался вперед с радостным лаем. Подхватив палку, я кинула ее к нему и сказала:

— Мы будем гулять, а не думать и даже десять герцогов нас не остановят.

Со стороны отца это было просто отвратительно. Я даже думать об этом не могла без гнева. Они, значит, со своим другом решили породниться и не придумали ничего лучшего, чем поженить своих детей. И почему-то ни у одного из них не возникло мысли спросить детей, что они думают об их решении.