— В «нашем»? — не выдержала я, — кстати, а кто ты такой? Я имею в виду, кем ты приходишься Каронакам?
— Разве тебе не сказали? — удивился он, оглядываясь на меня, — я сын кузины дочери двоюродного брата матери Огюстена.
Это было в высшей степени понятно. Почти также понятно, как и описание маршрута к комнате Эвелины.
— Сын кузины дочери матери…, - повторила я машинально, — а что это значит?
Этьен расхохотался.
— Родственник. Не мучайся напрасно. Я и сам этого не понимаю. Как говорит «наш милый» Огюстен, седьмая вода на киселе. Но слово «родственник» обязывает. Я прав?
Не знаю. Был бы у меня такой родственник, я бы велела ему не приближаться к моему дому ближе, чем на милю.
Кажется, Этьен не ожидал ответа на свой вопрос, считая его риторическим. Он продолжал разглагольствовать по пути, изредка оглядываясь на меня:
— Наверное, ты хочешь спросить, почему же я не живу в доме своих предков. Я бы с удовольствием жил там, но дом давно продан за долги, а вырученная сумма не покрыла и половины. Так что, я должен быть благодарен Огюстену, он ко всему прочему, еще и оплатил долги моей семьи. Вот, что значит родственник.
— А ты не благодарен? — поинтересовалась я, главным образом потому, что в его голосе не слышалось и ничтожной доли признательности, одна язвительность и едва уловимая горечь.
— Вот видишь, ты все поняла, — хмыкнул он, — судя по всему, ты тоже не питаешь к «нашему милому» Огюстену теплых чувств.
— Почему ты называешь его так? — вновь спросила я.
— Потому что, его так зовут.
— Полагаю, ни один здравомыслящий человек не назовет своего ребенка столь странным именем. «Наш милый Огюстен». А если и захочет, то у него ничего не выйдет.
Этьен захихикал.
— У тебя есть чувство юмора, — признал он, — я называю его так потому, что он не обладает и сотой долей данных качеств. И есть еще одна причина.
— Какая? — не смолчала я.
Понимала, что это выглядит не очень красиво. В сущности, этот самый Этьен был мне абсолютно незнаком, а я допрашиваю его с пристрастием, да еще и по поводу столь деликатных вопросов. Но удержаться не могла. К тому же, раз начала, то поневоле приходится завершать.
— Так Огюстена называет одна наша общая, хм, знакомая. Давненько не слышал столь нелепого и абсолютно не подходящего к нему прозвища.
Он остановился.
— Вот комната Эвелины. Надеюсь, ты найдешь дорогу назад? Или мне подождать тебя где-нибудь тут, в уголке?
Он, как обычно, насмехался. Я презрительно фыркнула и отозвалась:
— Да, найди уголок потемнее. Главное, чтобы тебе там было удобно.
И постучала в дверь. Ее открыли спустя полминуты. На пороге появилась пухленькая, но чрезвычайно опрятная горничная.
— Что вам угодно, ваша светлость? — с поклоном осведомилась она.
— Эвелина здесь? — спросила я.
— Да, ваша светлость. Проходите, пожалуйста, — она посторонилась.
Эвелину я обнаружила сидящей на диване. Лицо ее было еще несколько бледным, но уже не того изысканно зеленого оттенка, который обычно бывает у утопленников. Видев меня, она улыбнулась.
— Проходите, Изабелла. Простите, пожалуйста, что я так вас покинула. Мне было… нехорошо.
Я кивнула.
— Но теперь вам уже лучше?
— О да. Спасибо. Этьен мастер рассказывать такие жуткие истории. Всякий раз после очередного кошмара я клянусь себе, что больше никогда не буду его слушать, но все равно слушаю и поделать с собой ничего не могу. |