Состояние здоровья Лауры дель Солар постепенно ухудшалось, Офелия продолжала жить одна в загородном домике, ее сын строил в Бразилии дамбу, а дочь работала в одном из музеев Буэнос Айреса. Донья Лаура, которой должно было вот вот исполниться сто лет, некоторое время назад стала заговариваться. Две служанки по очереди дежурили около нее день и ночь под неусыпным контролем Хуаны Нанкучео, которая была почти такая же старая, как и хозяйка, но казалась лет на пятнадцать моложе. Эта женщина служила семье целую вечность и собиралась продолжить свое служение до тех пор, пока донья Лаура в ней нуждалась; ее долг был заботиться о ней до последнего вздоха. Хозяйка не вставала с кровати, она лежала на вышитых льняных простынях, опираясь на перьевые подушки, в рубашке из французского шелка, в окружении изящных вещиц, которые ее муж покупал ей, не считаясь с расходами. После смерти Исидро дель Солара донья Лаура освободилась от железного каркаса, в который была закована, пока жила в браке с этим властным мужчиной, и на какое то время смогла посвятить себя тому, чему хотела, пока старость не сделала ее инвалидом, а дряхлое состояние организма стало мешать ей общаться с призраком Леонардо, ее Малышом, на сеансах спиритизма. Ум ее слабел, она путалась в комнатах дома, а глядя в зеркало, спрашивала, что делает эта уродливая старуха в ее ванной, ведь она приходит каждый день и мешает ей. Потом она уже не могла вставать с постели, ноги не держали, а ступни были изуродованы артритом. Замкнутая в пространстве своей комнаты, она то плакала, то надолго погружалась в дрему и звала ребенка с тоской и необъяснимым ужасом, который врач напрасно пытался подавить лекарствами от депрессии. Вся семья, присутствовавшая изо дня в день при ее агонии, полагала, что так сильно она переживает потерю Леонардо, своего младшего сына, случившуюся давным давно.

Фелипе дель Солар, ставший главой клана после смерти отца, прибыл из Лондона, чтобы взять на себя ответственность за сложившуюся ситуацию, заплатить по счетам и распределить имущество. Говорили, он заключил сделку с дьяволом, поскольку совсем не старел, тем самым бросая вызов собственным прогнозам ипохондрика. У него была тысяча разных хворей, и каждую неделю появлялась новая, у него болело все, от ступней до макушки, но по нему это не было заметно. Это был импозантный сеньор, похожий на персонажа английской комедии, в костюме тройке, с галстуком бабочкой, всегда сохранявший несколько скучающий вид. Он считал, что выглядит так хорошо сохранившимся благодаря лондонским туманам, шотландскому виски и голландскому трубочному табаку. В кейсе он хранил документы на продажу дома по улице Мар дель Плата, который благодаря расположению в самом сердце города стоил целое состояние. Он ждал смерти матери, чтобы совершить сделку. Донья Лаура, от которой остались кожа да кости, продолжала звать дитя до тех пор, пока не испустила последний вздох, и ни лекарства, ни молитвы так и не помогли ей обрести покой. Хуана Нанкучео закрыла ей глаза, произнесла над ней «Аве Мария» и удалилась, еле волоча ноги, – она страшно устала. На следующий день, в девять часов утра, пока служащие из похоронного бюро готовили дом для бдений, украшая гроб, стоявший в гостиной, цветами, свечами, черной тканью и лентами, Фелипе собрал братьев и сестер, чтобы сообщить им о продаже собственности. Потом он позвал в библиотеку Хуану и то же самое сказал ей.

– Это здание будет разрушено, а на его месте построят многоквартирный дом, но ты ни в чем не будешь нуждаться, Хуана. Скажи мне, где бы ты хотела жить.

– Что вы хотите, чтобы я вам сказала, мой маленький Фелипе? У меня нет ни семьи, ни друзей, ни знакомых. Я так понимаю, что создаю вам трудности. Меня определят в приют, ведь так?

– Есть очень хорошие дома для престарелых, Хуана, но я не сделаю ничего такого, если ты сама не захочешь. Может, ты хочешь жить у Офелии или у какой нибудь другой из моих сестер?

– Мне осталось жить меньше года, и мне все равно где.