— Расстроена?

— Да нет, не особенно, а почему ты спрашиваешь? — Может быть, он просто хочет позлорадствовать? Хочет насладиться властью, которую дает ему эта тайна?

— Ну, прежде всего сегодня ночью мы хотели попробовать «Гладиатора и робкую голубку», однако ты, похоже, склонилась к «Галантному рыцарю во власти слепой девы».

Нет, это на Чарлза не похоже: он никогда не любил хранить тайны, ему нравилось извлекать из тайных знаний выгоду. И наверняка он намерен извлечь выгоду и отсюда.

Тут ее толкнули пальцем ноги. Она посмотрела вниз и немного удивилась, обнаружив своего мужа голым, распростертым на кровати и привязанным к изголовью кожаными манжетами, подбитыми мехом, теми самыми, что он подарил ей две недели назад.

— Я думала, сегодня ты будешь изображать гладиатора? Так почему ты привязан?

Гарри нахмурился.

— Ты чем-то расстроена. Чем именно, Плам? Кто-то что-то сказал тебе на балу?

Она не могла врать, глядя мужу в глаза, поэтому опустила взор на грудь, любуясь открывшимся зрелищем.

— Нет, никто ничего не сказал. Просто я чувствую себя немного…

— …покинутой, — кивнул Гарри. — Я прекрасно понимаю. Это моя вина, но я думал только о тебе, Плам. Я знал, что ты устала в дороге, и раз уж в гостиницах нам уединиться не удавалось, решил, что можно отложить наши ночные удовольствия до тех пор, пока мы не доберемся до места. Так что виноват только я, но решение уже найдено. Забирайся.

— Прошу прощения?

— Забирайся на меня, на мой… гм… Обещаю, после этого ты почувствуешь себя лучше.

Плам хотела сказать, что никогда в этом и не сомневалась, но решила просто поддержать мужа. Он явно тревожится о ней, и, как любящая и послушная жена, она просто обязана прогнать эту тревогу.

— Ну, раз уж мы решили попробовать «слепую деву и рыцаря», будем выполнять все правильно.

Плам задула свечи, и они остались в темноте, лишь лунный, серебристо-голубой свет слегка пробивался сквозь занавески. Наслаждаясь новым опытом, при котором приходилось полагаться только на прикосновения, Плам провела пальцами по груди Гарри, с удовольствием услышав, что его дыхание прерывается, когда она прокладывает дорожку между теплыми холмами и долинами его груди. Ее руки скользнули выше, и ладони легли на щеки. Пальцы подразнили короткие бакенбарды, пробежались по сильной челюсти и встретились на квадратном подбородке. Плам опустила голову и легко поцеловала Гарри в губы, так сладко, что сама не выдержала и повторила поцелуй. Гарри приоткрыл рот, позволив ей подразнить себя языком. Плам прихватила его нижнюю губу и легонько прикусила. Он застонал, и этот стон словно пронзил ее насквозь, разжигая пламя.

Пальцы скользнули вверх, сняли с него очки и взъерошили короткие волосы. Плам снова опустила голову, на этот раз скользнув языком в теплую глубину его рта. Гарри лежал на удивление пассивно, позволяя ей ласкать себя, и когда все же шевельнулся, то словно воспламенил Плам. Где-то глубоко в горле родился стон наслаждения — теперь язык Гарри проник в ее рот, требуя, чтобы она откликнулась на его страсть.

Кожаные путы заскрипели — Гарри попытался протянуть к ней руки, но у него ничего не вышло. Плам оторвалась от его губ, на секунду забыв, что собиралась утешать мужа.

— Хочешь, чтобы я тебя развязала?

— Да.

Она чмокнула его в шею, отодвинулась и сказала:

— Извини, но сейчас я не чувствую себя склонной к милосердию. Может быть, попозже?

— Плам! Вернись!

— Да, милорд? — Она скинула халат, улыбаясь в темноту. Гарри уже сильно возбудился — он всегда возбуждался, стоило им вместе оказаться в постели, — но беспокоиться ему не стоило, она не оставит его в таком неприятном состоянии.