Все обернулось для меня весьма благоприятно. Досмотра не было. Когда яхта вышла из порта, я покинул свое укрытие. Ноэл и госпожа Элен вскрикнули от удивления, но ничуть не рассердились, а мой друг Флаэрти подмигнул мне. Потрогав мои горбы, Ноэл сказал, что я очень хорошо сделал, что сел на судно: я принесу им счастье…

О друзья мои, о мои братья! Сколько чудес, сколько очарованья явилось передо мной в тот день! Солнце светит на море совершенно иначе, чем на суше. И море совсем иное, когда плывешь по волнам под лучами солнца. И у ветра иной вкус. И у старого города и касбы иные очертания и краски. А какое восхитительное спокойствие! И какой простор!

В этот момент чей-то голос, одновременно восторженный и жалобный, прервал рассказ Башира.

— Ты, первый раз в жизни пустившийся в плавание, — ты многое забыл, — сказал слепой рыбак Абдалла. И он продолжил, и речь его была похожа на песню: — Ты забыл о хлопающих на ветру парусах, о запахе смолы и соленых брызгах. О, какое это счастье — быть в море, даже если ты не видишь его собственными глазами!

— Мы действительно все были счастливы, — сказал. Башир и продолжил рассказ:

— Ноэл на своем судне, казалось, был совсем другим человеком: быстрым, ловким, зорким — настоящим капитаном. «Англичанин только в море чувствует себя самим собой», — смеясь, говорил он. Госпожа Элен мечтала о путешествии, которое мы предпримем после того, как сбудем ящики с сигаретами неподалеку от Альхесираса. Чтобы тщательно замести следы, мы должны были сначала пойти в Валенсию, потом в Аликанте и, наконец, в Алжир. Мой друг Флаэрти рассказывал мне, как он, разбогатев, примется вместе с Ноэлом готовить новые, еще более прибыльные экспедиции. «Тогда я снова смогу объехать весь мир», — говорил мой друг Флаэрти, и лицо его при этом молодело лет на двадцать.

Но счастье их всех ни в какое сравнение не шло со счастьем Франсиско, склонившегося над своими моторами. Глаза его выражали райское блаженство.

Вскоре показался Альхесирас: порт, пристани, пальмы, городская толпа. Мы встали на рейд. Госпожа Элен с моим другом Флаэрти и еще двумя матросами в шлюпке отправились к пристани. Меня они взяли с собой. Продажа доставленных нами сигарет должна была состояться только ночью, и у нас была уйма времени, чтобы побывать в городе.

О друзья мои, до чего же замечательное дело — путешествие! Прошло всего несколько часов с того момента, как мы покинули Танжер, а уже все решительно было другим. В Танжере огромное количество испанцев. Можно даже сказать, что там они составляют свой, отдельный город. В Альхесирасе их, пожалуй, даже меньше, однако это Испания. И кафе, и гуляющая публика, и дома, и полицейские, и таможенники, и солдаты приграничной охраны — все было мне внове. А всякая новизна дурманит как вино.

Если б вы только видели все то, что продавалось открыто: часы, авторучки, лекарства, шелковые чулки, ткани — и то, что продавалось из-под полы — на пристанях, террасах кафе, улицах и на рынке, — вы бы не поверили своим глазам.

Всюду попадались торговцы моллюсками, креветками, лангустами, они носили свой товар в необычайно красивых плетеных корзинах.

Мы поели в портовом ресторане, где служащие таможни, солдаты приграничной охраны, матросы с военных кораблей, моряки с иностранных прогулочных яхт, контрабандисты — все сидели вперемежку друг с другом, за одними столами, в немыслимо душном и шумном помещении.

Затем мы уселись в коляску, запряженную двумя лошадьми, и направились в отель, что утопал в роскошных садах и был назван в честь королевы. Там мы встретились с превосходно одетым и изысканно вежливым испанским чиновником. Он поцеловал руку госпоже Элен, после чего мой друг Флаэрти сунул ему толстую пачку банкнот — плату за ночную выгрузку сигарет.