Америка тоже ругает своих прошлых президентов? Чтобы это узнать, надо здесь жить. Чтобы узнать вообще что-либо о стране, надо в ней жить. А совершив такой короткий вояж, набираешься в основном впечатлений зрительных.

Хотелось посмотреть американский рынок, в смысле — базар. Какой еще рынок — удивились дети. Вот супермаркет, и там — всё! Видела я это «всё». Конечно, овощи-фрукты вымыты, упакованы и привлекательно разложены, но. сладкий перец поштучно? Огурцы тоже?! Это же дорого, наверное! «Да, дорого, — вздыхает дочь. — Да мы огурцы и не любим». Они правы — за что их любить? — совершенно невкусные. И белый хлеб — как вата, жуешь-жуешь, и с трудом проглатываешь. Зато свекла сладкая, не то, что израильская. И говядина здесь вкуснее. Конечно, американцы же не кормят животных апельсинами, какой может быть вкус у такого «апельсинного» мяса.

Американцы — тихий и вежливый народ. Не галдят ни на улицах, ни в магазинах, не размахивают в споре руками. Возможно, они никогда и не спорят, только спокойно и вежливо разговаривают. Был повод убедиться в этом. Сосед на стоянке возле нашего дома, выезжая, не заметил, что мы (я и дочка) тоже выехали — чуть раньше него, и ощутимо стукнул задним бампером наш белый «Форд». У соседа — ни царапины, а у нас на белой дверке вмятина. Дочь с напряженным лицом выходит из машины. Сейчас что-то будет. Американец будет визжать и топать ногами — я слышала, американцы всегда и во всем правы. Ничего такого не происходит. Они стоят и тихо разговаривают. Сосед спокоен и невозмутим, что-то себе записывает. Я, на всякий случай, тоже выхожу из машины — мол, свидетель есть, разглядываю вмятину и кошусь неодобрительно на соседа. Если понадобится, я и на суде могу выступить, разумеется, дорога за счет американского правосудия. Через десять минут мы едем дальше по своим делам. Сосед признает свою вину, объясняет мне дочь. Его страховая компания заплатит за ремонт. Ну что тут скажешь! Американскому налогоплательщику не придется оплачивать мой проезд, какая досада!

Напротив нас живет молодая негритянка (т. е. афроамериканка) с ребенком лет шести. Она обладает мелко-кудрявой черной шапочкой волос, ярко-бело-зубой улыбкой и страстной любовью к цветочкам в горшочках. Каждое утро она выставляет эти яркие цветочки-горшочки возле своей двери, и мне кажется, что эта оранжерея с каждым днем всё разрастается. На перилах соседкиного балкона так же неизменно каждое утро появляются горшочки с цветами. Вечером это красочное оформление убирается в квартиру.

— Завлекает. — Говорит дочь.

— Кого? — не понимаю я.

— Как кого? Мужа моего! Такое счастье на её лице при каждой встрече! Она явно хочет его усыновить.

Отсмеявшись, я говорю:

— Но смотри, как здорово, цветочки у порога. Выглядит, как приглашение — заходите, не стесняйтесь.

— Ну да! Здесь просто так в гости не ходят, и соль или луковицу не одалживают.

Да, это мне известно. Соль или луковицу одалживают в России.

Дата отъезда свалилась вдруг. Куда исчезли две недели? В памяти — магазины, витрины, ужастики, тихие американцы, попугаи, цветочные горшочки, значки со шкатулками, каток с фигуристами, кружки с портретом Кеннеди, медленно вращающаяся за стеклом Америка…

Дети провожают нас в аэропорт. Беспокоятся о предстоящих нам опять пересадках и о нашем «английском». Зять улыбается. Вот не помню, он здесь так научился улыбаться, или до Америки тоже умел? Да — вспоминаю — и раньше так улыбался.