— «Об завтра», — Дина улыбнулась, — я ничего не решала. — Она выдернула руку и встала. — Пока.

— Пока — это что?

— Пока, это… спокойной ночи. Или ЛЕХИТРАОТ. Или гуд бай.

На другое утро Дина на Голаны не поехала. Она просто не встала с постели и делала вид, что не может проснуться, когда Женя, соседка по номеру, молоденькая и, соответственно своему возрасту, неутомимая, пыталась ее разбудить. «Устала, не поеду сегодня», — пробурчала Дина и, не открывая глаз, отвернулась к стене. Как только Женя ушла, Дина уперлась взглядом в белую стену. Раздумывать на тему, почему не поехала, совершенно не хотелось. И так было ясно. Ясно, что, если еще не влюбилась, то почти.

Всё это чушь. Чтобы с такой скоростью! Да, да, не надо было считать понедельники, и думать, что для нее всё уже кончается. Но она и сейчас так же думает. И готова считать уже не только понедельники, кстати, их полтора осталось, а и считать все дни, все часы, и минуты. Зачем она поехала? Ведь считать можно было (и нужно было) рядом с Романом и дочкой. И провести с ними эти дни и минуты. Во всем Рома виноват. Задурил голову: поедешь, посмотришь другую страну. Да, страна тоже виновата — такая прекрасная, она здесь разнежилась и растеклась киселем по блюдечку. Сюда бы приехать насовсем и жить. Да, здорово было бы. Ну что ж, хоть посмотреть. Другую страну, и еще других людей. Арика встретила. Могла бы никогда не встретить. За годы семейной жизни — ни разу, ничего, даже и близко. Есть Роман, есть ребенок, какие тут могут случиться адюльтеры. Даже мысль такая не посещала. Хотя в юности была влюбчива, но никогда не могла переступить некую черту. Известно, какую. Страх, осторожность, брезгливость, стыд — всё вместе. А с Романом… после регистрации. Регистрация произошла так скоро после знакомства на случайной вечеринке. Мгновенно повлюблялись и через неделю подали заявление. Всё быстро-быстро и «искрометно», как говорил Роман. И только потом стали разбираться, «ху из ху». Ничего, разобрались, и без особых моральных потерь. Процесс «притирания», которым все так пугают, длился недолго, и они благополучно его проскочили, быстренько выявив взаимные несовершенства и приняв их как необходимую данность. Все-таки им обоим было уже по двадцать пять лет, хотя Дине все давали меньше, и теперь никто не верит, что ей тридцать шесть, а она и не убеждает. Она тогда стеснялась перед Романом своей, сказать завуалировано — непросвещенности, и даже втайне сожалела об этом, а подруги как подсмеивались над ней, когда она замуж выходила, называли не иначе, как «девица ты наша». А Роману этот факт понравился. «Моя, и всегда будешь только моей. Поклянись».

Хоть ты и Роман, но я не Джульетта, чтобы клясться, — пыталась она отбрыкаться, смешно ей было. Но пришлось поклясться, чтобы не обидеть новобрачного.

Теперь что, вспоминать эту наивную клятву и следовать ей? Интересно, а если с ней ничего бы не случилось, и никая больница ей не грозила блестящим скальпелем, тогда что бы она сейчас думала? А ничего. Потому что она здесь сейчас бы не была, жила бы и работала спокойненько. Арик. Она даже запах его запомнила — не только одеколона, которым слегка пахнет от него, а именно «его» запах. Руки у него красивые, с длинными тонкими пальцами и ухоженными ногтями, и глаза. Хватит, не надо о нем думать. О чем-нибудь другом, прошлом и хорошем. Роман уже там скучает, Лелечка тоже, брошенный (впервые!) мамочкой ребенок…

Почему-то вспомнились роды. Дина не любила их вспоминать — ничего хорошего там не было. А другие женщины обожают вспоминать этот ужас, может быть, героинями себя чувствуют. А Дина не героиня. Роман отвез ее вечером, когда начались схватки.