— Это и есть самое главное в моем проекте.
Молли уставилась на него недоумевающим взглядом и рассмеялась.
— Хорошо, я сделаю вам это одолжение.
Несколькими минутами позже она вернулась со шляпой и зонтиком и увидела Штейна стоящим у открытого окна.
Потом он подошел к двери и открыл ее.
— Мой плавательный бассейн, — сказал он, и так как Молли его еще ни разу не видела и даже не знала о его существовании, она заинтересовалась и подошла ближе.
— Ах, как это красиво, — воскликнула она, войдя в комнату.
Тогда он внезапно закрыл дверь и прислонился к ней спиной. Улыбка слетела с его губ.
— Молли, — начал он, — вы знаете, что я вас люблю.
Хотя ее сердце бешено забилось, она заставила себя говорить спокойно.
— Мистер Штейн, я думала, что этот вопрос между нами уже улажен. Я нахожу, что и вам немного не по-рыцарски снова говорить об этом, тем более в вашем доме.
— Вы знаете, что я вас люблю, — настаивал он.
— Я знаю, что вы так думаете!
— Я люблю вас, — продолжал он. У меня есть все, чего бы я ни захотел, за исключением вас, Молли. И я не вижу никаких причин, которые мешали бы мне получить вас.
— Я вижу для этого немало оснований, мистер Штейн. Откройте, пожалуйста, дверь.
— Этого я не сделаю. Вы не покинете этого помещения, пока…
Она почувствовала, как подгибаются ее колени.
— Я хочу сказать, — поправился он, — что вы покинете это помещение только с моего разрешения и тогда, когда я найду это нужным.
— Если мистер Смит…
— Сократ ничего не узнает, — резко оборвал он ее. — Когда он вернется, я сообщу ему о вашем отъезде в Лондон.
— Но ведь это же абсурд, — настаивала она. — Не можете же вы держать меня в заключении, мистер Штейн?
— Это вы сейчас увидите. У этого шкафа хорошие крепкие двери, и для вашего удобства я поставил туда стул. Если будете сопротивляться, то я буду вынужден связать вам руки и ноги, и, пожалуй, даже заткнуть вам рот кляпом, что вам, наверное, не очень понравится… Но сели вы дадите мне слово вести себя спокойно, то сможете здесь находиться на свободе. К сожалению, я должен просить вас снять ваши туфли, чтобы вас никто не слышал. А теперь, Молли, последнее: если вам придет в голову шуметь или стучать в дверь моего кабинета, то… — Он остановился.
— Ну, что тогда? — вызывающе крикнула она.
— Тогда я буду вынужден пристрелить вас. Да, несмотря на мою любовь, я вас безжалостно застрелю, как застрелил Джона Менделя.
Она в ужасе попятилась от него, прижав кулаки ко рту.
— Вы… вы застрелили его? — прошептала она.
— Конечно. Ушло бы слишком много времени для того, чтобы все это объяснить вам. Но будьте уверены, у меня были благие намерения. — Он сказал это так спокойно, как будто рассказывал нечто совсем обыденное. — Чтобы быть совсем кратким: я застрелил его, потому что он боялся меня.
— Вы сумасшедший… сумасшедший, — задыхаясь проговорила Молли. — В противном случае вы не могли бы совершить убийство.
— Я вам это сказал, потому что люблю вас, и вы выйдете за меня замуж. Я увезу вас отсюда, Молли, и когда полностью одураченный Смит вернется наконец из Лондона, мы с вами останемся вместе, пока вы не поймете, что брак со мной будет для вас лучшим выходом.
Молли провела рукой по лбу. Это сон, говорила она себе. И все же это была реальность. Боб Штейн, этот всеми уважаемый человек, у которого для каждого было приветливое слово, Боб Штейн, такой жизнерадостный человек — убийца? Убийца своего самого близкого друга?
— Ну! Что же вы решили? Быть благоразумной или находиться связанной в шкафу? Предупреждаю, что в случае необходимости, если вы будете кричать и взывать о помощи, то умрете так же, как и тот, кто в это время окажется случайно у меня в кабинете. |