– Извините, Испанка. Я сегодня с утра в плохом настроении.

– У вас для этого веские причины, – спокойно отозвалась она. – Что вы собираетесь делать, доктор Грегори?

– Вы все время меня об этом спрашиваете.

– Я по поводу Тони.

– Не волнуйтесь. Он ведь не в тюрьме, верно? Держите его от меня подальше, и с ним будет все в порядке.

– В порядке? – Она задохнулась от волнения. – После того как вы... Я принимаю во внимание, что вы защищали себя, доктор Грегори, но... Разве обязательно быть таким жестоким... Ведь в конце концов вы – взрослый мужчина, а он – всего лишь мальчик.

Я резко повернулся к ней на каблуках.

– Испанка, – начал я медленно, – вы просто неподражаемы. Второй раз являетесь ко мне без приглашения, чтобы жаловаться на мое поведение, когда ваш близкий человек или родственник пытается убить меня. Мисс Расмуссен, вас когда-нибудь пытались убить? Вы когда-нибудь лежали вжавшись в землю, с пулей в животе, с мыслью, что вы или умрете, или останетесь инвалидом на всю жизнь, а вас в это время поливает сверху свинцом безумный подонок? Вы когда-нибудь подходили спокойно к своей машине, не зная, что в следующую секунду только чудом избежите смерти от удара в спину ножом? – Я набрал воздуха в легкие и продолжал: – Я – вовсе не бесчувственный, Испанка, но мне не пришлось побывать на войне, и я не привык к тому, что меня все время хотят убить. Я провел большую часть жизни на спокойной научной работе, просиживая штаны за столом одиннадцать месяцев в году, лишь иногда расхаживая по лаборатории. Я очень умный, у меня ценные мозги, “яйцеголовый”, если вам угодно. Почти каждую осень я ходил охотиться, правда не ожидая встретить свирепых индейцев, как и того, что олень выстрелит в ответ. Я не был в рискованных ситуациях и очень расстраиваюсь, просто злюсь и бешусь, когда меня хотят убить. Я не хочу валяться в горах с пулей в спине или с ножом вашего брата в ребрах. Я не хочу нигде валяться мертвым. Понимаю, что это рассуждение с моей стороны нелогично, но я такой человек. Я настолько нелогичен, что, раз уж вы здесь, хочу просить вас помочь мне с перевязкой, потому что ваш братец ранил меня в такое место, куда не дотянется даже цирковой акробат.

Я бросил ей на колени содержимое пакета и начал расстегивать рубашку. Немного подумав, она встала и пошла в ванную. Когда я вошел следом, она тщательно мыла руки, потом стряхнула с них воду, предпочитая сушку на воздухе полотенцу, где могли быть микробы.

– Извините. Было глупо с моей стороны просить вас. Повернитесь.

Встав к ней спиной, я услышал, как она ахнула:

– Вы не должны были прикладывать носовой платок.

– У меня не нашлось пластыря восьми дюймов длиной. А вы разбираетесь в медицине?

– Два года назад я закончила курсы медсестер. Ну, теперь бесполезно поддерживать стерильность. Просто помажу вокруг, наложу повязку. У вас есть ножницы?

– В моем наборе для бритья.

Некоторое время она молча работала. Я спросил:

– Как Тони себя чувствует сегодня утром?

– Он будет в порядке. У него рваный разрез на руке, но ни сухожилия, ни главные сосуды не задеты. Я... я сама ему помогла, не прибегая к помощи доктора.

– Наверно, вы его вырастили... Что-то в этом роде...

– Вырастила. – Она наклеивала мне на спину одну полоску пластыря за другой. – Вам надо обязательно зашить рану, может остаться шрам.

– У него будет компания. Когда-нибудь с вашего позволения покажу вам тот кошмар, который оставили хирурги, латая мой живот.

– Почему вы не идете к врачу?

– По той же причине, что и вы.