Он посмотрел на меня добрыми карими глазами и спросил:
– Так о чем вы хотели поговорить со мной?
– Викентий Самуилович, я хотела расспросить вас о недавно умершем артисте вашего театра, Виноградове.
– Да, да, такая потеря для театра! Такой артист! Такой человек! Ах, какая потеря! Какое несчастье!
Когда восклицания и ахи закончились, я спросила главрежа, как он мог бы охарактеризовать Виноградова.
– Как человека или как артиста? – уточнил он.
– Как человека.
Викентий Самуилович горестно покачал головой:
– О Валентине я могу сказать только хорошее, только хорошее! Он был порядочным человеком. На репетиции никогда не опаздывал, даже больной приходил, чтобы товарищей не подводить. Дружил он с Федором Мыльниковым. Не конфликтовал практически ни с кем и никогда. Знаете, артисты – они такой народ… Очень ранимый, чуть что не так – обижаются. Одним словом, творческие люди! – повторил он слова моего деда. – А Валентин умел вести себя так, что и сам никого не обижал, но и на шутки коллег тоже не обижался. А шутки у нас иной раз бывают недобрые…
– Ему никто… не завидовал?
– Вообще-то, если честно, завидовали. У Валентина ведь были все ведущие роли! А что? Он – высокий, видный. Колоритная фигура, я бы сказал. Вот Дедом Морозом его с удовольствием брали, да и у нас на елке тоже он дедморозил. С тех пор как артист Ермолаев на пенсию ушел – лучшего Деда Мороза, чем Валентин, найти было трудно.
– А вот я слышала, что Виноградов боялся всякой взрывотехники?
– Это да. Не то чтобы боялся, но как-то… опасался, что ли. Во всяком случае, не любил ее, это точно. Когда мы всем коллективом Новый год отмечали, у нас тоже всякая такая фигня была: фейерверки, петарды… Помню, кто-то из ребят Валентину пытался одну такую штуку дать, на, мол, пальни! Тот не взял, просто тихо отошел в сторону.
– Почему он так опасался взрывотехники, не знаете?
– Слышал, что что-то там с его братом в детстве произошло из-за такой вот штуковины. Руку, кажется, ему обожгло.
– Оторвало пальцы, – подсказала я, – причем на глазах у Валентина.
– Ой-ой-ой… Какая неприятность! Так вот почему он опасался! Теперь понятно.
– Викентий Самуилович, больше вы мне ничего не можете о Валентине рассказать?
– Да, наверное, нет. Жалко хорошего человека – что тут еще скажешь?! – Главный горько усмехнулся: – Теперь у меня Дон Кихота играть некому. Одни недомерки остались! Филиппыч уже старый… Да-а, как же мы без Ламанческого?!.. Полина, а, если не секрет, почему вы так Виноградовым интересуетесь? Вы случайно не частным сыщиком работаете?
– Случайно нет. Я – юрист. Ко мне обратилась вдова вашего артиста по вопросам наследства. Просто я хотела кое-что уточнить для себя.
– Понятно. Но больше мне вам рассказать нечего, извините. И, кстати, мой перерыв заканчивается…
Я поблагодарила главного режиссера и попрощалась.
– Полина, заглядывайте к нам иногда. У нас хороший репертуар, поверьте! Вот скоро мы будем ставить Занудковского, «Двое в доме». Это одна из современных пьес, лирическая комедия о любви двоих немолодых людей. Приходите, не пожалеете.
Я еще раз поблагодарила Викентия Самуиловича и вышла из театра.
По дороге домой я пыталась обдумать то, что услышала о Виноградове. Хороший человек, хороший артист – ну и что? И за что же супруги Дьяченко могли желать ему смерти? Может, он им подарки не вручил или выпить с ними отказался? А ведь там были не только пригласившие его супруги, но и другие гости… И вот про этих-то других я ничего не знаю. |