|
Они дарят нам такое тепло и заботу, с какими мы знакомы по художественной литературе, по знаменитым любовным историям, по нашим мечтам, — таких не может нам дать никто, за исключением разве что Иисуса Христа. Но для этого нужна вера в Христа. И если этой веры нет, иди за любовью к животным. Белочки же, возможно, самые прелестные представители животного царства, по крайней мере, если говорить о грызунах, а мы часто их поминаем. Так уж получается, что в грызунах есть нечто особенное. Спокон веков. Мы с Эвеном переглядываемся. Идея хороша. Но над ней требуется изрядно поработать. Сперва надо обратиться в контору по поддержке предпринимательской деятельности, а там наверняка заставят пройти курсы, где учат, как рассчитывать прямые налоги и накладные расходы, и невесть еще что. Тоска! Да еще, не успеешь ты рот раскрыть, как правительство уже сует тебе палки в колеса, и тогда мы начнем голосовать за крайне правых, чтобы добиться такого снижения налогов и вычетов, при котором малые предприятия смогли бы удержаться на плаву. Так стоит ли овчинка выделки? Не надо себя обманывать. Вопрос в том, что останется от идеи в реальности. Так часто бывает. Мы говорим: знаешь, надо бы сделать так-то и так-то, как было бы здорово! А потом говорим: вот если бы мы сделали то-то или то-то, вышло бы все хорошо. Всегда в сослагательном наклонении. Так уж повелось, когда возьмешься осуществлять идею. А жаль! Действительно жаль! Но что делать, тут уж ничего не попишешь.
Восьмой день
Накрапывает дождик, и Эгиль встал рано, он занят исследованиями. Наконец-то делается дело. Он обратил внимание, что с утра песок по всему пляжу лежит ровно, он аккуратно прочесан крабами-отшельниками, они все прибрали, не пропустили ни одного квадратного сантиметра. Крабы исползали пляж вдоль и поперек. Сейчас он хочет найти, где они прячутся днем. Он пробует отыскать их по следам, размышляя о том, что крабами-отшельниками управляют такие же непонятные силы, как и дикими северными оленями в Канаде. Об этом писал Хельге Ингстад в «Жизни охотника за пушным зверем», рассказывая о годах, проведенных в безлюдной глуши среди дикой природы. Ингстад писал о том, как загадочны пути миграции северных оленей. Никогда нельзя точно предсказать, куда они двинутся. И никто не знает почему. Можно предположить, что здесь замешаны какие-то причины из области зоопсихологии, в которых нам никогда не суждено разобраться. Эгиль говорит, что мы слишком мало знаем о том, какие механизмы управляют поведением животных. Выяснить это — долгая история, но Эгиль готов внести свой вклад в решение этих вопросов. Побродив с полчаса по следам крабов, Эгиль возвращается с найденным крабом. Краб большой и красный и все время старается цапнуть Эгиля за руку. Экий озорник! Эгиль бросает его в воду, чтобы посмотреть, что будет дальше. Ничего. Краб просто лежит в воде. — Что, если он не может дышать под водой? — спрашиваю я. — Почему бы ему там не дышать, — говорит Эгиль. — Уж, наверное, как-нибудь научился в ходе эволюции. Однако похоже, что он не прав. Крабу явно не понравилось в воде. Он спрятался в панцирь, словно какой-нибудь зайчишка-трусишка. Эгиль идет за ним и вынимает из воды. Аккуратно кладет на песок. Краб постепенно оживает. Отсюда Эгиль делает вывод, что крабы-отшельники не любят воды. Чем не эмпирическое наблюдение! Это означает, что крабы пришли сюда, еще когда тут не было моря, или тоже добрались по льду, как индейцы. Крабы следовали по следам конькобежцев, питаясь отбросами, которые после них оставались. Так за один утренний час Эгиль сумел добавить маленький кирпичик в разгадку сложной тайны крабов-отшельников.
Идя завтракать, я замечаю, что Эвен тоже занят полевыми исследованиями. И как руководитель я возрадовался сердцем. Эвен смастерил себе свистульку из трубочки и палочки, обмотанной на конце тряпицей. |
