|
А неподалеку, в нескольких метрах от него, стояли двое в стельку пьяных дядек и пели, подыгрывая себе на игрушечном фортепиано. Заметно было, что они не очень-то сознают, где находятся. От этих попрошаек, собирающих милостыню, чтобы утолить порочную потребность, исходила безнадежная и всепоглощающая тоска, а отнестись к ним с намеком на понимание могли, вероятно, менее одного процента проходящих мимо людей. Но как бы там ни было, мы с Эвеном вспоминали один и тот же автомат FEBO. Автоматам FEBO несть числа, но мы вспомнили один и тот же. Так вот бывает иной раз у братьев. Мы оба мысленно отметили и порадовались, как одновременно подумали одно и то же, бродя по необитаемому острову на краю света, в той части чужого полушария, где и в помине нет и никогда не было никакого фастфуда, а вода, если бы тут был слив, закрутилась бы над ним не в ту сторону, в какую она крутится дома.
На обратном пути в лагерь мы — кто бы ожидал! — набрели на новую окаменелость с отпечатком лапы пумы. Отпечаток лежал на песке и смотрел на нас. Наверное, мы не можем с полной уверенностью утверждать, что это след пумы, однако не подлежит никакому сомнению, что это отпечаток лапы какого-то крупного зверя из семейства кошачьих. После этого и лосиные экскременты с другого острова тоже предстают в новом свете. Выстраивается некая система. Отдельные кусочки мозаики становятся на место. Сначала по льду сюда перебрались индейцы со своими маленькими медведями, за ними следом пришли лоси и пумы. Должно быть, им надоело терпеть, как инки и другие племена только и делали, что вырезали их сердца и приносили в жертву своим богам. Тогда они удрали и прибыли сюда. У меня перед глазами явственно встает картина, как они шествуют по льду бесконечного Тихого океана. Пумы и лоси бредут и бредут, надеясь, что наконец покажется земля, с надеждой они напряженно вглядываются вдаль, они изголодались и натерпелись страху. В пути звери, наверное, поняли, что все вместе они сильнее, чем каждый поодиночке, и заключили пакт о ненападении, между ними завязалась дружба. А в этом новом мире жизнь стала складываться добрее и мягче. Индейцы отказались от привычки вырезать сердца и перешли на рыбную пищу еще до того, как пумы и лоси добрались до острова. Мы не нашли на острове никаких следов борьбы, так что есть все основания считать, что люди и звери жили здесь мирно и дружно. Вражда и убийство были исключены. Пумы подчинились условиям и тоже перешли на рыбную и растительную пищу. Никто никого не ел. И все подружились. Настоящий рай! Пока не приплыл капитан Кук и всех их не истребил. Вот моя теория. Take it or leave it.
Эвен говорит, что хоть он и не эксперт в этой области, но, как ему кажется, моя теория звучит солидно и производит хорошее впечатление. Через несколько лет она наверняка завоюет признание у всех, кто занимается миграцией в области Тихого океана. А теперь, по его мнению, нам следовало бы считать исследовательскую часть завершенной и использовать последние деньки, предаваясь покою, которого просит душа. Впустить его в себя. Чтобы встретить приход судна умиротворенными и просветленными, в таком состоянии, словно мы всегда только и делали, что обитали на этом острове. А когда вернемся домой, мы сможем пойти в кафе и принимать комплименты — вид у нас такой спокойный, а какой замечательный загар! Какие мы спокойные-спокойные и все загорелые!
Вернувшись в лагерь, я собираю ребят и сообщаю им о предложении Эвена. Исследования мы завершили, говорю я. И можем быть довольны их результатами. Довольно ли их для того, чтобы Норвегия раз и навсегда была отмечена на карте, покажет жизнь. А теперь в нашем лагере устанавливается Позитивная Обстановка вплоть до прихода судна. Будем совместно развлекаться и наслаждаться покоем. Своим обращением я доказываю, какой я умный руководитель, умеющий предупредить негативные вибрации. Я учитываю, что увлеченность делом на спаде. Это относится и ко мне тоже — увлеченность моя не идет ни в какое сравнение с той, что была перед отъездом. |
