– А ты? – спросила Катути.

– А я должна отвергнуть Ани! – без колебания отвечала Бент-Анат.

– Должна?

Решительно кивнув, Бент-Анат добавила:

– Для меня это ясно как день. Я не могу иначе!

– Зачем же тебе в таком случае мой совет? Я-то ведь хорошо знаю, что заставить тебя переменить решение не в силах даже твой отец.

– И даже всемогущие боги, – твердо произнесла Бент-Анат. – Ты приятельница Ани, а так как я высоко ценю этого человека, мне хотелось бы избавить его от унижения. Попытайся убедить Ани отказаться от своего намерения. Мне хотелось бы держаться с ним так, будто я ничего не знаю о его письме к отцу.

Катути задумалась, опустив глаза, затем сказала:

– Везир охотно проводит у меня досуг, мы с ним беседуем, играем, но, право, не знаю, могу ли я начать с ним такой важный разговор.

– Разговор о женитьбе – дело женское, – улыбнулась Бент-Анат.

– Да, но свадьба дочери фараона – дело государственное, – возразила Катути. – Правда, в этом случае лишь дядя сватается к своей племяннице. Она ему дорога, и он надеется, что она сделает его будущее, которое внушает ему страх, более счастливым, чем прошлое. Он добр и мягок. Он будет исполнять малейшие желания своей супруги. Он с охотой готов подчинить себя ее твердой воле.

Глаза Бент-Анат засверкали, и она с живостью воскликнула:

– Именно это и заставляет меня решительно ему отказать. Неужели ты думаешь, что если я унаследовала гордость своей матери и решительность отца, то мне нужен муж, которым я могла бы помыкать? Плохо же ты меня знаешь! Пусть мне повинуются мои собаки, слуги, чиновники, а если угодно богам, то и мои дети. Покорных мужчин, готовых целовать мне ноги, я найду где угодно и могу покупать их, если захочу, целыми сотнями на невольничьем рынке. Двадцать раз уже сватались ко мне, и двадцать женихов я прогнала прочь, но вовсе не потому, что боялась, как бы они не сломили мою гордость и мою волю, – напротив, я чувствовала, что они не сильнее меня. Человек, которому я отдам свою руку, должен стоять выше меня, должен быть умнее, тверже и лучше, чем я. Тогда я буду стремиться вослед за могучим взлетом его духа, смеясь над своей собственной слабостью и восхищаясь его превосходством.

Катути слушала девушку с улыбкой, – так улыбаются люди зрелые и опытные, показывая свое превосходство над фантазерами.

– Такие люди рождались лишь в старину, – сказала она. – Но если ты будешь ждать такого жениха в наше время, то придется тебе носить твой девичий локон [] до тех пор, пока он не поседеет. Наши мыслители далеко не герои, а герои наши отнюдь не мудрецы. Но вот идут твой брат и Неферт.

– Так ты попробуешь уговорить Ани отказаться от сватовства? – снова спросила Бент-Анат.

– Что ж, попробую из любви к тебе, – ответила Катути. Затем, обращаясь уже не только к царевне, но и к ее брату, она сказала:

– Амени, верховный жрец Дома Сети, был в молодости как раз таким человеком, о каком ты сейчас говорила, Бент-Анат. Скажи нам, сын Рамсеса, растущий под сенью молодых сикомор, которые в свое время осенят эту страну, кого из своих товарищей ставишь ты выше всех? Есть ли среди вас хоть один юноша, далеко превосходящий всех остальных высокими помыслами и силой разума?

Молодой Рамери со смехом ответил:

– Все мы люди обыкновенные и более или менее охотно делаем то, что должны делать, но еще охотнее то, чего делать не должны.

– Неужели нет в Доме Сети юноши, могучего умом, который обещает стать вторым Снофру [], Тутмосом или хотя бы Амени? – вновь спросила вдова.