– Там будет очень удобно, хотя, конечно, это не дворец, отнюдь не дворец. Но скажу честно, совсем не так плохо, как выглядит снаружи.

При виде осыпающейся штукатурки, покосившейся крыши и грязных окон Уайклиффу оставалось только надеяться, что инспектор не слишком приукрашивал.

Из окон школы доносились голоса детей, распевавших гимн под аккомпанемент расстроенного пианино.

В полицейском участке его уже ожидал Кертис, сержант местного уголовного розыска. Это был великан с очень мелкими чертами лица, которые совсем терялись на необозримых пространствах влажной пористой кожи. Он был немногословен, зато обладал очень выразительной жестикуляцией. Кивнув на противоположную сторону площади, он сказал:

– Ваши парни уже прибыли, сэр.

Уайклифф набил трубку и закурил.

– Мне говорили о человеке, который исчез, как раз когда я был здесь на празднике. Вы действительно думаете, что его убили?

– Да, сэр.

Уайклиффу понравился такой прямой ответ. Он не любил экивоков.

– Ладно. Расскажите, что знаете о нем.

Кертис разыграл настоящую пантомиму; его могучие руки словно лепили из воздуха живые фигуры.

– Я знал его всю жизнь. Высокий, долговязый. Кожа бледная. И лошадиное лицо. – Его руки изобразили огромный выпяченный подбородок. – Его звали Могильщиком, и, прости меня, Господи, это прозвище очень к нему подходило. Черные волосы, темный костюм и такой, знаете, смиренный грустный взгляд, словно он знал, что следующим его клиентом будете вы.

– Но ведь он занимался не только похоронами, не так ли?

– Да, конечно. Он был подрядчиком по строительству. У него крупное дело. Он брал подряды по всей нашей округе. – Сержант изобразил жестами некую архитектурную конструкцию, которая могла символизировать и небоскреб, и полуразвалившуюся лачугу. – Он создал дело из ничего. Его отец был приказчиком в магазине скобяных изделий старины Тоби Коллинза. – Кертис помолчал и добавил: – Тут в соседней комнате его пожитки.

Каждый предмет лежал отдельно в полиэтиленовом пакете с биркой. Все было готово к отправке на исследование в лабораторию.

Уайклифф осмотрел вещи. Синий дождевик, спортивный пиджак, серые брюки, шерстяная фуфайка, трусы, нейлоновые носки и серый шелковый галстук.

– Взгляните, сэр: на задней стороне фуфайки в районе шеи следы крови, но на рубашке крови больше. – Рубашка лежала отдельно, и Кертис ткнул в нее толстым указательным пальцем. – Основная часть впиталась сзади в воротник благодаря двойному слою ткани. Но часть протекла. Не думаю, что кровотечение было сильным. Может быть, полстакана, не больше. На рубашке есть еще полосы, как будто кто-то скатал ее, пока кровь еще не высохла.

Уайклифф склонился над рубашкой и стал разглядывать пятно в том месте, где кровь проступила сильней всего. Здесь, похоже, ткань обгорела.

– Возьмите лупу, сэр, – предложил Кертис, протягивая увеличительное стекло.

Среди волокон Уайклифф разглядел крошечные полупрозрачные гранулы несгоревшего бездымного пороха.

– Пуля выпущена с близкого расстояния в заднюю часть шеи, – сказал Уайклифф. – И что из этого?

Кертис пожал плечами.

Окно комнаты находилось высоко, и через него до Уайклиффа доносился резкий голос учительницы, разговаривающей с классом. Он взял пиджак, но в области воротника не обнаружил ни следов крови, ни пороха, ни обгоревших ниток.

– То же с плащом и галстуком, сэр. Они оба чистые.

Нетрудно было представить, как Могильщик спокойно сидит, сняв галстук и пиджак, а кто-то сзади стреляет ему в шею. Кто-нибудь, кого он хорошо знает и чье присутствие его не тревожит.

– Родственники опознали вещи?

– Его сестра Сара – она у него была домоправительницей – подтвердила, что эти вещи были на нем, когда он уходил из дома в пятницу вечером.