Мать его! Это был автоответчик. Нет, надо определенно что то предпринять.

– Вы знаете, – плаксиво промямлил Черный, – ну просто ума не приложу, что же делать. Я его адвокат, и тут такой случай… а он меня не предупредил, что собирается уезжать…

– Адвокат? – индифферентно спросила консьержка.

– Да. – Черный протянул ей визитку, на которой крупными буквами было написано: «CH. P. R».

И никаких телефонов и адресов. Это, конечно, можно было перевести как угодно.

– Даже не знаю, как вам объяснить, – мямлил Черный. – У мистера Шестопала умерла богатая знакомая и…

– Я слышала, сэр, – округлила глаза консьержка. – Ее убили, какой ужас!

– Да… и она… оставила мистеру Шестопалу все свое имущество, – несколько натужно соврал Черный, интенсивно, впрочем, развивая эту мысль. – Но завещание составлено таким хитрым образом, что он может все упустить, если немедленно, с моей помощью, не предпримет некоторые шаги. Но как же он их предпримет, если об этом ничего не знает?! – «А ведь в этом есть некоторый смысл, мать его!»

У консьержки медленно, но верно загорались глаза.

– И если бы вы помогли мне найти его, то…

Наживка была слопана немедленно.

– Сэр, у меня есть номер мистера Шестопала! – выпалила она. – Для подобных экстренных обстоятельств.

– И? – Черный был даже несколько разочарован столь быстрым успехом, предполагая значительный торг за право попасть в квартиру Шестопала («даже не попасть, мэм, просто посмотреть одним глазком в замочную скважину, конечно, одним, кто это, интересно, смог бы двумя»).

– И?

Черный спохватился:

– Полагаю, мэм, что вижу перед собой настоящую американскую патриотку, которой изображение великого человека своей страны должно быть особенно дорого.

– Кого именно, сэр?

– Допустим… – Он полез в бумажник: – Что вы скажете о президенте Гамильтоне, мэм? – Высунул десятидолларовую бумажку.

– О Гамильтоне, – разочарованно протянула консьержка. – Я думала, мы ведем речь о величайшем из американцев…

– Я догадался, мэм, – перебил Черный, – вы, конечно, говорите о Линкольне.

– Вы хотите меня оскорбить! Я имею в виду Бенджамина Франклина. Я как раз коллекционирую его изображения.

– Н да. – Торг был явно уместен. – А что вы думаете о Джексоне? – Он продемонстрировал двадцать баксов.

– А что тут думать? За одного Джексона двух гамильтонов дают. Сойдемся на Гранте, мистер, как там вас, CH. P. R., кажется?

– Забудьте эти буквы.

– Давайте встретимся, – продолжал упорствовать Черный, дозвонившись таки до Шестопала. – Это в ваших же интересах. Сами видите, что творится с вашими знакомыми. Скажите где, и я подъеду.

– Но я даже не в Штатах, вы не понимаете! Я в Голландии, в Амстердаме.

– Да я завтра там смогу быть! – заявил Черный, проклиная все на свете. – Слетаю на один день, черт с вами!

– Ладно, – после паузы сказал Шестопал. – Отправляйтесь по улице Приксенграхт. Перейдите мост Магере и, очутившись на другой стороне канала, стойте возле ближайшей телефонной будки. Ровно в десять вечера.

8

Турецкий. 11 сентября, 12.20

После разговора со Школьниковым Турецкий пребывал в растерянности. С Чеботаревым ничего не прояснилось. Главное – мотив. По прежнему ни одного мотива, точнее – сто, двести равновероятных мотивов.