Тайны следствия инспектор Гурский сообщил мне прямо с порога, причем безо всякой моей просьбы.

– У голландцев поначалу неувязочка получилась. Но теперь они точно установили личность женщины, обнаруженной в багажнике «мерседеса». Никакая она не Эва Томпкинс.

– Так это для меня давно не секрет, – разочарованно пробурчала я.

– А некую Нелтье ван Эйк пани случайно не знает?

– Никогда о такой не слыхала. Голландка, судя по фамилии? В Голландии я вообще никого не знаю. Вот странно! У меня полно знакомых во Франции, в Англии, в Дании, в Швеции, в Австрии, в Италии, в Германии, в Канаде, даже в Австралии, в Голландии же – ни одного человека. Кто такая эта ван Эйк?

– Та самая дама из «мерседеса».

– Скажите пожалуйста! И что?

– И расследование уже идет вовсю. Инспектор Рейкееваген официально обратился в нашу полицию, а я, услышав о роли пани в этом деле, взял на себя смелость явиться непрошеным гостем. Согласитесь, это лучше, чем таскать вас в комендатуру. С пани всегда приятно поболтать, да и на чашечку кофе наверняка можно рассчитывать. Хотя какой кофе, пани ведь бесподобно заваривает чай! Можно попросить стакан чаю? Лучшего в мире.

– Может, он и был бы лучшим в мире, – без ложной скромности отозвалась я, – если бы я заваривала его по всем правилам, без спешки и без единой дурной мысли. Но в любом случае пан инспектор может быть уверен, что заварен чай будет на самой лучшей воде.

И вот мы уселись за стол и, попивая чаек, приступили к работе. Гурский демонстративно вытащил диктофон. И правильно сделал, зачем прятать, а мои показания лучше передать голландскому инспектору в самой полной версии. К тому же их придется переводить, и переводчику понадобится по нескольку раз прокручивать отдельные фразы, не заставлять же меня снова и снова талдычить одно и то же.

Я очень старалась, описывая тот памятный день, в деталях пересказать все, что тогда произошло, особое внимание уделив событиям на стоянке. Лапочка Гурский в долгу не остался и взамен рассказал мне, откуда появились удобные свободные места на автостоянке перед гостиницей, – ну, о том бугае, который всегда занимал два места, иначе не помещался. Какой милый человек, недаром у меня никогда не было предубеждений в отношении толстяков.

– Я сам хотел знать, откуда там появились свободные места, да сразу два, – признался Роберт Гурский, – и вообще при расследовании дела люблю сразу же выяснять все неясности и сомнения, пусть и мелочи.

Я сразу же ухватилась за возможность и свои мелочи выяснить.

– Тогда скажите мне, бога ради, кто же заметил меня, когда я под проливным дождем парковалась перед отелем? Я же огляделась – пусто всюду, страшно всюду. Что-то будет? Что-то будет?

А пани не может обойтись без поэзии? – улыбнулся полицейский. – Особенно без цитирования нашей национальной гордости. На меня эта привычка пани всегда действует угнетающе, сразу чувствую недостатки своего гуманитарного образования. Ребенок видел, такой шустрый мальчишка. Он, пожалуй, был единственным человеком, который в ту ночь не в телевизор пялился, а в окно. Правда, по его словам, в этом не было его заслуги, просто «по телику одну скукоту крутили».

– Должно быть, у парня отличное зрение, – похвалила я. – А толстяка, который поперек стоял, он не заметил?

– Нет, толстяк к тому времени уехал, иначе пани негде было бы поставить свою машину.