Изменить размер шрифта - +

Миаль кое-как отогнал тошноту — наверное, воображаемую — и сказал:

— Тогда спасайся. Убегай.

— Убегать? Ты забыл, что я калека, — сказал Парл Дро с преувеличенной учтивостью в голосе.

— Тогда хромай отсюда! Я их задержу.

— Каким образом? Будешь стоять на голове? Или станешь петь с ними хором?

— Что-нибудь придумаю. Они же не могут причинить мне вред. Не могут, ведь так?

— Наверное, нет. Но я не стал бы этого обещать в сложившемся положении.

— Я знаю, что в глубине души ты жаждешь собственной смерти, — холодно сказал Миаль. — Как всякий убийца. Но не потакай своему желанию здесь и сейчас. Уходи.

— А ты тем временем храбро сразишь всех призраков. Этим и кончится.

— Уходи!

— Тебе случалось бороться с неупокоенными?

— Да ты уйдешь или...

Дро стоял, будто великий император прошлого, глядя, как поток смерти огибает дома, струится по тесным улочкам, течет вверх по лестницам. Миаль кричал на него, потом уговаривал, потом и вовсе отбросил попытки найти общий язык. Он тоже стал смотреть, как толпа приближается к ним, смотрел с замиранием сердца, которого у него теперь не было, смотрел, пока малиновые облачения жрецов не возникли прямо перед ним и охотником. Жрецы, хор, даже экипажи как-то умудрились добраться до них. Потом толпа раздалась, пропуская каре всадников в кольчугах.

Миаль смотрел сквозь них. Не в буквальном смысле, поскольку призраки Тиулотефа предстали перед ними непрозрачными — их бестелесность проявлялась иначе, более коварно. Но взгляд менестреля скользил по ним, как по всякой чужой толпе, пока не нашел единственное знакомое лицо и не остановился на нем. Лицо Сидди.

Белая, словно колдовской цветок, она сидела на лошади, которую вел под уздцы человек в кольчуге. Лицо воина было совершенно невыразительно, будто чистый лист бумаги, на котором забыли нарисовать чувства и характер. Все лица были такими. Кроме Сидди.

Бок о бок с ней ехал человек в сказочно богатых одеяниях. Должно быть, герцог. Сидди, не сводя глаз с Миаля, слегка повела рукой, показывая, что пора остановиться, и герцог Тиулотефа замешкался. Казалось, он не тает в воздухе только потому, что Сидди помнит о его существовании.

И первой заговорила тоже она.

— Привет, предатель, — сказала она Миалю, а потом прибавила к этим словам весьма грязный эпитет. И хотя Миалю не впервой было слышать подобное в свой адрес, ему стало особенно противно, когда ругательство слетело с уст, созданных для поцелуев. Но она уже не смотрела на него. Взгляд ее уперся в Парла Дро.

— Господин герцог, — сказала Сидди, — человек в черном и есть тот, о ком я вам говорила. Убийца. Он убил мою сестру едва ли не у меня на глазах. Мою любимую сестру, все, что оставалось у меня в этом мире. И я поклялась воздать ему по заслугам. Я посвятила себя этому. Я проделала долгий путь до вашего города, чтобы просить об этом.

На лице призрачного герцога проступила тень смертного, угасающего гнева. Рукой с длинными ногтями он легонько коснулся украшенных самоцветами регалий.

— Эта леди обвиняет тебя, — сказал герцог Парлу Дро. — Тебе есть чем ответить?

— Разве тем, что вежливо сдержу зевоту, — сказал Дро.

— Твоя дерзость говорит об отчаянии.

— Прошу прощения. Вообще-то я имел в виду скуку.

— Я... — начал герцог, но Сидди врезалась в разговор тонким белым клинком.

— Не стоит говорить с ним, господин герцог. Убейте его, — она наклонилась в седле и сжала плечи кольчужника, который вел ее лошадь под уздцы. — Ты убьешь его.

Кольчужник напрягся, ожил, но.

Быстрый переход