|
Дня не проходит, чтобы чего‑нибудь не вышло: то ухлопают кого‑нибудь, то самолет упадет, то еще какой‑нибудь геморрой в нашем бардаке… А всем этим государственным мужам – все до лампочки, на все начхать, лишь бы карманы набить потуже. Вино, женщины и песни, блин… Да кто из них капелькой крови пожертвовал бы за чье‑то постороннее благополучие! Они пустую скорлупу пожалеют, для себя живут, гады.
Тошка, скажи, что я ненормальный. Я хочу все это изменить. Если я прав, а я прав… Если мой Дар хотя бы наполовину такой же сильный, как у Дольфа… Тошка, знаешь, мне‑то будут служить не чучела волков и не скелеты в доспехах. Ты приколись, чего можно сделать! Консерванты и формалин – труп не разлагается, и ты в дамках. Можно пластик в сосуды закачать. Кости сталью анодировать. Смонстрячить кошмар какой‑нибудь невообразимый из кусков жмуров хирургическим путем, потом поднять… А компьютеры, а голосовые реле, а… ну да что! Еще много чего придумается. Они еще его ненавидели! Он ради них себя жег, а они… Но ты представь, как теперь любили бы, с современными‑то возможностями, с нашими СМИ замечательными, с пиаром, со всем этим делом! Ну Дольф, может, и не стал бы заморачиваться, типа, из гордости – но я стану. И уж меня‑то будут просто обожать. Боготворить. Как всех этих козлов, которых по ящику раскручивают, только больше. За баблом дело не станет. На первое время бабла у моих предков много. Я не особенно об этом распространялся, но мой папан ворочает такими делами, что денежки только успевай отмывать. Вот я и отмою. Кровушкой. Ха! Шучу. Может быть, в Междугорье еще можно навести порядок. Типа диктатуры. А может, и что покруче. Но сделать так, чтобы ящик смотреть было не стыдно. И Перелесью показать козью морду. И террористов отловить, наконец. Так что я решился. Только мне ужасно важно: ты со мной или нет? Если нет, я не обижусь, я все понимаю. Но если да – это в кайф! Потому что ценнее друзей ничего нет. Знаешь, Тошка, я не думаю, что время королей прошло. |
