У нас никогда не было искушения перейти эти границы. В доме Рэдли обитало неведомое страшилище, стоило упомянуть о нём - и мы целый день были тише воды, ниже травы; а уж миссис Дюбоз была сущая ведьма.
В то лето к нам приехал Дилл.
Как-то рано утром мы с Джимом вышли на задворки, и вдруг в огороде у нашей соседки, мисс Рейчел Хейверфорд, среди грядок с капустой что-то зашевелилось. Мы подошли к проволочной изгороди поглядеть, не щенок ли это, - у мисс Рейчел фокстерьер должен был ощениться, - а там сидел кто-то коротенький и смотрел на нас. Над капустой торчала одна макушка. Мы стояли и смотрели. Потом он сказал:
– Привет!
– Сам привет, - вежливо ответил Джим.
– Я Чарлз Бейкер Харрис, - сказал коротенький. - Я умею читать.
– Ну и что? - сказала я.
– Я думал, может, вам интересно, что я умею читать. Может, вам надо чего прочитать, так я могу…
– Тебе сколько? - спросил Джим. - Четыре с половиной?
– Скоро семь.
– Чего ж ты хвастаешь? - сказал Джим и показал на меня большим пальцем. - Вон Глазастик сроду умеет читать, а она у нас ещё и в школу не ходит. А ты больно маленький для семи лет.
– Я маленький, но я уже взрослый.
Джим отвёл волосы со лба, чтоб получше его разглядеть.
– Поди-ка сюда, Чарлз Бейкер Харрис. Господи, вот так имечко!
– Не смешней твоего. Тётя Рейчел говорит, тебя зовут Джереми Аттикус Финч.
Джим нахмурился.
– Я большой, мне моё имя подходит. А твоё длинней тебя самого. На целый фут.
– Меня все зовут просто Дилл. - И Дилл полез под проволоку.
– Лучше бы сверху перелез, - сказала я. - Ты откуда взялся?
Дилл взялся из Меридиана, штат Миссисипи, он приехал на лето к своей тёте мисс Рейчел и теперь всегда будет летом жить в Мейкомбе. Его родные все мейкомбские, мать работает в Меридиане в фотографии, она послала карточку Дилла на конкурс красивого ребёнка и получила премию в пять долларов. Она отдала их Диллу, и он на эти деньги целых двадцать раз ходил в кино.
– У нас тут кино не показывают, только иногда в суде про Иисуса, - сказал Джим. - А ты видал что-нибудь хорошее?
Дилл видел кино «Дракула», это открытие заставило Джима поглядеть на него почти с уважением.
– Расскажи, - попросил он.
Дилл был какой-то чудной. Голубые полотняные штаны пуговицами пристёгнуты к рубашке, волосы совсем белые и мягкие, как пух на утёнке; он был годом старше меня, но гораздо ниже ростом. Он стал рассказывать нам про Дракулу, и голубые глаза его то светлели, то темнели, вдруг он принимался хохотать во всё горло; на лоб ему падала прядь волос, и он всё время её теребил.
Когда Дилл разделался с Дракулой, Джим сказал - похоже, что кино поинтереснее книжки, а я спросила, где у Дилла отец.
– Ты про него ничего не говорил.
– У меня отца нет.
– Он умер?
– Нет…
– Как же так? Раз не умер, значит есть.
Дилл покраснел, а Джим велел мне замолчать - верный знак, что он изучил Дилла и решил принять его в компанию. После этого у нас на всё лето установился свой распорядок. Распорядок был такой: мы перестраивали свой древесный домик - гнездо, устроенное в развилине огромного платана у нас на задворках; ссорились, разыгрывали в лицах подряд все сочинения Оливера Оптика, Виктора Эплтона и Эдгара Раиса Бэрроуза. Тут Дилл оказался для нас просто кладом. Он играл все характерные роли, которые раньше приходилось играть мне: обезьяну в «Тарзане», мистера Крэбтри в «Братьях Роувер», мистера Деймона в «Томе Свифте». Понемногу мы убедились: Дилл, почти как волшебник Мерлин, - великий мастер на самые неожиданные выдумки, невероятные затеи и престранные фантазии. |