Кадаш был шестидесятилетним мужчиной с густыми седыми волосами, большим носом с фиолетовыми прожилками, низким лбом и выступающими скулами; он часто вытирал слезящиеся глаза. Пазаира удивили его красные руки – по всей видимости, лекарь страдал плохим кровообращением.

Кадаш взглянул на него подозрительно.

– Так это вы новый судья?

– К вашим услугам. Приятно видеть крестьян, радующихся тому, что хозяин имения благороден душой и крепко держит жезл правления.

– Вы далеко пойдете, молодой человек, если будете уважать сильных.

Зубной лекарь говорил с трудом, зато одет был великолепно. Дорогой передник, нагрудник из меха леопарда, широкое ожерелье в семь рядов голубого, белого и красного жемчуга, браслеты на запястьях – все придавало ему величия.

– Сядем, – пригласил он.

Он сел в свое кресло из крашеного дерева, Пазаир устроился на сиденье кубической формы. Перед ним и перед писцом поставили низкие столики для письменных принадлежностей.

– Согласно вашему заявлению, – напомнил судья, – вам принадлежит сто двадцать одна голова крупного скота, семьдесят овец, шестьсот коз и столько же свиней.

– Точно. По последней переписи два месяца назад одного быка не хватало! А животные у меня исключительно ценные, наименее тучного из моих быков можно обменять на льняную тунику и десять мешков овса. Я хочу, чтобы вы нашли и наказали вора.

– А вы проводили собственное расследование?

– Это не мое дело.

Судья обратился к писцу, сидящему на циновке:

– Что вы записали в своих реестрах?

– Количество предъявленных мне голов.

– Кого вы допросили?

– Никого. Мое дело записывать, а не вопросы задавать.

Пазаир понял, что больше от него ничего не добьется; в раздражении он вытащил из своей корзины пластинку из смоковницы, покрытую тонким слоем гипса, заостренную тростниковую кисточку длиной двадцать пять сантиметров и чашечку для воды, в которой он развел чернила. Когда все было готово, Кадаш дал знак главному погонщику начинать прогон скота.

Хлопнув по шее огромного головного быка, тот запустил процессию. Бык медленно подался вперед, а за ним тронулись его грузные, невозмутимые собратья.

– Не правда ли они великолепны?

– Похвалите ваших скотоводов, – посоветовал Пазаир.

– Вор, наверное, хетт или нубиец, – предположил Кадаш. – В Мемфисе слишком много иноземцев.

– А ваше имя разве не ливийского происхождения?

Зубной лекарь не стал скрывать недовольства.

– Я живу в Египте давно и принадлежу к избранному обществу – разве богатство моего имения не лучшее тому доказательство? Я лечил самых влиятельных придворных, помните об этом и знайте свое место.

Рядом с животными шли слуги. Они тащили фрукты, пучки лука-порея, корзины с латуком и сосуды с благовониями. По-видимому, это была не просто проверка учета; Кадаш хотел ослепить нового судью, продемонстрировав, насколько он богат.

Смельчак проскользнул под сиденье хозяина и смотрел на проходивших мимо животных.

– А вы из какой провинции? – поинтересовался зубной врач.

– Следствие здесь веду я.

Перед помостом шли два запряженных быка. Тот, что постарше, улегся на землю и отказывался идти дальше. «Прекрати прикидываться мертвым», – заорал погонщик. Виновник с опаской взглянул на него, но не двинулся с места.

– Ударь его, – приказал Кадаш.

– Постой, – вмешался Пазаир, спускаясь с помоста.

Судья погладил быка, дружески похлопал по могучей шее и с помощью погонщика попытался поставить его на ноги. Убедившись, что ему ничего не грозит, тот повиновался.