— Что это? — повторила г-жа Моль высоким, задыхающимся голосом.

— Я думаю… — пробормотала г-жа Пети-Аве.

Сдерживая рукой биение сердца, она вылезла из постели, чиркнула спичкой. Стало светлее.

Г-жа Моль, прислонившаяся к стене, была бледна как смерть.

Женщины переглянулись. Теперь, при свете, они почувствовали, что ужас потихоньку отступает…

Но которая из двух наберется смелости подойти к окну, поднять штору, отодвинуть занавеску, выглянуть на улицу? Они смотрят друг на друга, видят страх в глазах друг у друга, страх, затаившийся в каждой, как прожорливый зверь…

В этот момент с лестницы донесся шум и стук в дверь.

Мертвенно бледная г-жа Пети-Аве опустилась на стул, чтобы не упасть.

Стук стал громче, они услышали голос за дверью:

— Это я, госпожа! Откройте!..

Голос Луизы.

— Иду, — откликнулась галантерейщица.

Она встала и, опираясь о мебель, добралась до двери, повернула ключ в замке.

Тощий силуэт Луизы Боске появился в сумраке, заполнявшем лестничную площадку. Девушка набросила на плечи уродливую черную шаль, на ногах у нее тапки, прядь волос закрыла один глаз.

— Сударыня… — начала Луиза.

— Уб… Опять убийство, да? — заикаясь, произнесла галантерейщица.

— Боюсь, да, сударыня. Я видела через окно что-то черное на дороге перед домом…

Репортеры, отправленные в Сент-Круа крупными ежедневными газетами Брюсселя и даже Парижа, газетами Брюгге, О стенда и др., устроили штаб-квартиру в большом зале Белой Лошади.

Здесь-то, на мраморных столиках, они торопливо строчили сенсационные статьи, с качала недели будоражившие общественное мнение. Это из почтового отделения напротив гостиницы они их отправляли телеграфом или заказным письмом, если только не передавали по телефону…

Этим вечером здесь царило оживление, нарастающее с каждым днем вместе с числом репортеров, отправляемых на место действия. Лепомм, хозяин гостиницы-кафе, слегка растерянно переходил от стола к столу, сожалея в глубине души о прежних спокойных игроках в бридж.

Уже половика одиннадцатого, а один из «этих господ» все еще работал. Он заканчивал статью. Изложив факты, он приступил к размышлениям и личным соображениям, давая волю вдохновению, щедро подогреваемому повторным поглощением пинтэля:

«Ужас царит в деревне, и даже дневной свет отступает в бессилии, не имея власти рассеять его образы. Люди бросают друг на друга косые взгляды, задают себе вопросы, на которые, как известно, никто не может ответить: «Кто убийца? Кто станет жертвой завтра?»

А эта ночь, будет ли она отмечена новым убийством? С дрожью задают себе этот вопрос обитатели Сент-Круа, ожидая, когда же окно окрасится светом зари».

Дверь кафе распахнулась, воцарился невообразимый шум. «Еще один!» — заорал кто-то.

Через час тот же журналист, сидя за тем же столиком, старательно дополнял свой «шедевр»:

«Новое убийство, совершено здесь. Задушена пятая жертва! Сегодня этим несчастным оказался молодой человек, г-н Юбер Пеллериан, который, что особенно драматично, накануне отпраздновал помолвку».

XXII. Берегитесь сумасшедшего

— Видите ли, — сказал Себ, — предполагаемый автор романа, вдохновлявшийся вчера этим кровавым делом, сегодня был бы вынужден изменить конец под влиянием нового поворота событий…

— Да? Почему? — спросил Анон.

— Учитель Маскаре, как избранник нашей героини (вы знаете, в деревне вроде Сент-Круа такие новости распространяются быстро!), становится героем романа, в некотором роде воплощением добра и красоты, тогда как его соперник, Пеллериан, обречен на роль предателя, то есть убийцы…

— Но…

— Но Пеллериан убит.