– Не знаю, – ответил академик, – один мой знакомый друг-гарпунер все время так перед выстрелом говорил.

После умиротворенной тишины воздуха и моря грохот оглушил командира. Ошарашенный, он еще не успел ничего сообразить, как лодку дернуло так, что внутри субмарины попадало все, что могло только попадать. Академику повезло – он держался за приваренную к верхней палубе гарпунную пушку, а вот Морской Волк пушинкой полетел бы за борт, если бы не оградительные леера. Он пребольно ударился спиной, схватился за спасительную сталь руками и через секунду возмущенный стоял перед Расторгуевым.

– Извините, – довольно громко выкрикнул тот, очевидно, грохот ударил и по его барабанным перепонкам. – То ли непуганый кит, то ли слишком опытный, но рванул он еще от звука, прежде чем гарпун до него долетел, – пояснил академик рассерженному командиру.

– Попали хоть? – Морской Волк потер ушибленную спину.

Вместо ответа Расторгуев лишь кивнул на фал, разматывающийся, как показалось командиру, с бешеной скоростью.

– Что-то не похоже, что ваша добыча дает всего десять узлов, – с сомнением покачал головой Макаров.

– Так испугана рыбка, – удовлетворенной от удачного выстрела улыбкой откликнулся академик, – да и молодой еще экземпляр, полный сил. Ничего, не пройдет и минуты, как он сбавит прыть, – заверил Расторгуев и для пущей убедительности глянул на часы.

Но через минуту кит не сбавил обороты, а произошло то, чего так боялся Морской Волк. Фал бздынькнул и замер, размотав барабан до предела. Командир быстро прикинул, что, когда Расторгуев стрелял, до животного было метров тридцать. Значит, за минуту, даже гораздо меньше – секунд за тридцать! – кит проплыл без малого пятьсот метров! Около шестидесяти километров в час! Ничего себе, тихоход! Понятно теперь, каково нашим подводникам, когда такой сорокатонный таран врезается в их лодку!

Как только ход фала застопорился, субмарину снова сильно дернуло. Ни командир, ни академик, который все глядел на часы, отсчитывая минуты, не ожидали такого скорого рывка и, дружно обнявшись, шмякнулись о гарпунную пушку. Раздался хруст раздавленного бинокля.

– Черт! – ругнулся командир, когда снова прочно встал на ноги. – Бинокль кокнул, животина.

Меж тем субмарина снова дернулась и, получив от усилий кита небольшой крен на нос, – видимо, раненое животное ушло под воду, – стала сначала медленно, а потом все быстрее двигаться в сторону ледяного поля.

– Коля, Коля, – командир пригнул радиомикрофон поближе к губам, – давай-ка малый назад. Надеюсь, – он вопросительно глянул на академика – яд уже впрыснут? Я спрашиваю на тот случай, если гарпун вдруг выдернется. Коля? Николай! – снова позвал командир своего старшего помощника и нервно постучал пальцем по микрофону. – Ты меня слышишь?

Сколько ни прижимал Морской Волк наушник ближе к уху, никакого ответа не дождался. Наверное, когда летел к леерам, что-то от удара повредилось.

– Вот что, Николай Иванович, – обернулся Макаров к встревоженному академику, – уж не обессудьте за просьбу не по чину, но радио мое отказало, и я вас попрошу быстро спуститься в ходовую рубку и передать старшему помощнику мой приказ «малый назад». Иначе эта проклятая животина мигом затащит нас в ледяное поле. – Он с тревогой глянул на совсем уже близкий лед. – Стойте! Погодите-ка, – остановил он сорвавшегося с места академика.

Фал начал менять направление, медленно разворачиваясь по кругу. Морской Волк тревожно поглядывал то на приближающийся лед, то на лодку, все еще по инерции идущую прямо в окружение айсбергов, то на меняющий направление фал.