– Слишком многие о нем ничего не знают. Великий мыслитель, но сложный для постижения. Прекрасный ученый, который потом стал, что называется, мистиком, поскольку рассуждал о вещах невидимых и недоказуемых, которые, однако, человек с подходящим складом ума может обдумывать. Например, такой человек, как он. Если ты ничего не знаешь о Сведенборге, то, надеюсь, слышал хотя бы про Уильяма Блейка? Да? Хорошо. Не возмущайся; в нынешние времена упадка не приходится рассчитывать на эрудицию слушателей. Я полагаю, ты прочитал все его стихи, но пропустил книги пророчеств.

– Преподаватель сказал, что их не будет на экзамене.

– Ну да, слишком трудное чтение для мелких умов. Они потрясающие. Ощущение такое, словно тонешь в овсянке, которая тебя при этом весьма калорийно питает. Короче, и Сведенборг, и, как я полагаю, Блейк усиленно закивали бы, доведись им увидеть описание бардо.

– Бардо?

– Это тибетский термин. Некое состояние бытия. Пугает до потери рассудка, местами. Например, встреча с Восемью Гневными Богинями. Будто проходишь голым через очень длинную механическую автомойку. Тьма, устрашающий шум, и тебя все время бьют, шлепают, окатывают сверху и снизу водой, мурыжат и оскорбляют действием, и наконец ты являешься на свет – очищенный, смиренный и готовый к возрождению в той форме, которой на этот раз заслуживаешь.

– Я лучше пропущу это самое бардо, – сказал я.

– Если получится. В любом случае ты кельт, как и я. Если нам на том свете уготовано чистилище, я очень надеюсь повстречать там Арауна, Бригиту, Арианрод или Гвенн Тейрброн.

– Женские божества?

– Я думаю, при встрече с кельтским женским божеством у меня больше шансов, чем с Восемью Гневными. И какие у нас основания полагать, что Предельная Реальность – не женского пола?

– Нас с тобой растили в твердой уверенности, что Бог – мужчина.

– Именно поэтому в том числе я снял рясу и бежал с амвона. Провались они, эти мужские боги, законодатели и судьи. Бесконечно уверенные в своей правоте. К ним с шекспировским расположением ума не подойдешь. Нет-нет, мальчик мой: ввысь нас ведет именно Вечная Женственность, как весьма удачно выразился Гёте, разменяв девятый десяток.

– О боже, Гёте! Я так и знал, что ты до него дойдешь.

– Да, Гёте. Он стоит целого полка твоих богословов.

Спорить с Хью было бесполезно. Когда он так бойко пыхтел трубкой, в нем бушевал кельтский дух. Если у Хью есть небесный покровитель – мужского пола – это, несомненно, Огма, кельтский бог красноречия. Кельты считали золотом слово, а не молчание.

Спорить с таким человеком безнадежно, ибо он умело орудует иррациональным и не относящимся к делу, что, надо сказать, придает великолепный размах его богословским построениям: в них любое убеждение ценно и любое – абсурдно. Когда тебе напоминают о мелкотравчатости твоего собственного интеллекта перед лицом великих тайн, это действует освежающе.

(10)

Но где же эти великие тайны? Я, похоже, завис среди небытия, и ничто не предвещает дальнейшего развития. Несомненно, у меня есть чувства. Возможно, точнее будет сказать – эмоции. Я забавляюсь и наслаждаюсь созерцанием той части земной жизни, которую могу наблюдать и из которой меня так безвременно вырвали. Эсме уже написала пару неплохих статей, в которых повествует, как справляется с тяжелой утратой. Я знаю, что теперь она подумывает разработать тему глубже и создать пособие для вдов. Что я по этому поводу чувствую? Я не то чтобы охладел к Эсме, но ее манера бодро извлекать из всего прибыль начинает несколько раздражать. Что касается Алларда Гоинга, мне смешно смотреть, как он страдает и как изобретает казуистические оправдания, убеждая себя, что он вовсе не убийца, но несчастная жертва обстоятельств.