Мы выехали в повозке без бортов, ударяясь и подпрыгивая на ямах Уотери Лэйн. Все думали об одном и том же, и никто не сказал ни слова вслух: что если наш приятель налетит сверху и закусит всеми сразу, пока мы тут сидим в повозке? Помимо этого я ещё думал вот о чём: Мархауc едет по своей воле, в конце концов, он тоже рыцарь и сам настоял на том, чтобы вмешаться. Однако остальные — на моей совести. Послали за рыцарем, могут сказать некоторые, а не за рыцарем и половиной чёртовой деревни. Но в реальной жизни рыцарь — это не один-единственный человек, он является центром группы, сердцем общества; на острие копья на войне, житель деревни в мирное время, он стоит на их защите, впереди во время опасности, позади в тяжёлые времена, — больше не как отдельная личность, а как собирательное понятие. Это, безусловно, ясно. Поэтому когда во всех старых сказках об отваге и странствиях поэт воспевает рыцаря, блуждающего в тёмном лесу и встречающего зло, с которым нужно бороться, следует понимать, о чём идёт речь. "Рыцарь" в этом контексте — всего лишь сокращение для рыцаря, его сквайра, оруженосца, трёх всадников и мальчика, ведущего запасных лошадей. Остальные не упоминаются по имени, они объединены в рыцаре, он получает всю славу или осуждение, но каждый поймёт, если немного задумается, что и все остальные тоже там были. Иначе кто таскает запасные пики, чтобы заменить на них сломанные? И кто засовывает и извлекает бедного парня из полного доспеха каждое утро и вечер? Есть несколько ремешков и пряжек, до которых сам ты просто не в состоянии дотянуться, если только не обзавёлся ненормально длинными руками, заканчивающимися тремя ладонями. Без окружающих меня людей я был бы абсолютно никчёмным. Это ясно. Ведь так, правда?

Мы установили ловушку на верхушке небольшого пригорка, на большом лугу рядом со старым глиняным карьером. Собственно говоря, это была идея Мархауcа; он вычислил, что в этом месте пересекались все полётные линии, по которым следовало наше чудище.

— Полётные линии?

— Ну да, — сказал он и продолжил наносить палкой все замеченные атаки на рисунок из прямых линий, нацарапанный на забрызганной высохшей грязью стороне повозки.

Мне это показалось вполне убедительным. На самом деле я совсем не задумывался на этот счёт, просто предположил, что если мы свалим окровавленную тушу на землю, то дракон учует её и со свистом спикирует вниз. Глупо, если подумать. А ещё называю себя охотником.

Моддо оснастил ловушку четырьмя надёжными толстыми цепями, прикреплёнными к восемнадцатидюймовым стальным штырям, которые мы вбили в землю. И снова идея Мархауcа. Они должны быть скомпенсированы (его слово) так, чтобы когда дракон дёргал в одну или другую сторону, три цепи обеспечивали максимальное сопротивление — знаете, когда он так говорил, это звучало осмысленно. У него такой склад ума, он изобретает всякие умные механизмы и устройства для фермы. Большинство из них никуда не годятся, но некоторые работают.

Ловушка, конечно же, была планом А. Планом Б был скорпион, установленный на расстоянии семидесяти пяти ярдов под раскидистым ореховым деревом, со всеми этими кустами и колючками для прикрытия. Идея заключалась в том, что у нас была прямая линия обзора, но если мы промажем и он погонится за нами, то не посмеет спикировать слишком низко из опасения запутаться крыльями в нижних ветках. Это часть плана принадлежала мне.

Мы подпёрли бедную козу палками так, чтобы она практически не давила на нижнюю пластину ловушки, и резво устремились к тому месту, где был установлен скорпион. Лютпранд был назначен добровольцем, чтобы отвезти повозку назад на Касл Фарм, и ныл из-за того, что окажется на открытом месте, но я выбрал его, так как он был самый молодой и мне хотелось, чтобы он находился подальше от опасности, если дракон действительно объявится.