Никитин в это время матерился и готов был врезать Герасимову, который стоял перед ним и оправдывался, что он ни на шаг не отставал от Ивана, но тот, едва свернув за угол, словно сквозь землю провалился. Короче — потерял его Герасимов.

— Москву знать надо! — процедил сквозь зубы генерал и сплюнул под ноги Герасимову. — Теоретик!.. Будешь теперь мозгами работать, раз ногами не умеешь… Инвалид умственного труда!

«А зачем наблюдение было снимать? — молча возмущался в ответ Герасимов. — Перед этим отморозков выебнуться хотел? Пижон! Мозга-ами, мозга-ами! Да, мозгами! У кого они на месте…»

— Садись в машину, — буркнул, наконец, слегка остывший генерал. — Едем в управление… И чтобы к утру у меня на столе лежал план мероприятий по розыску Крестного и Ивана Марьева!

Квартира у Павелецкого вокзала, в которой несколько дней назад Иван пил ром с Крестным и выслушивал его рассказы о Никитином, оказалась пустой. Крестного в ней, конечно, не было.

Иван прошел на кухню, сел на табурет перед заваленным окурками кухонным столом и минуту молча смотрел на валявшиеся среди окурков хлебные крошки и обрывки колбасной кожуры…

Он достал пистолет, вытащил из него магазин с патронами и уставился на оружие долгим тупым взглядом. Неожиданно он размахнулся и со всей силы ударил рукояткой пистолета по крышке стола.

Стоящие на столе стаканы из тонкого стекла подпрыгнули и звякнули, упав на бок. Один из них покатился и, упав на пол, разбился под ногами у Ивана. Он посмотрел на его осколки и, надавив на них подошвой ботинка, растер в мелкую крошку.

На глаза ему попались пять пустых бутылок из-под гаванского рома с длинными узкими горлышками. Они валялись под раковиной среди луковых очисток и завернутых в промасленную газету селедочных внутренностей. Крестный предпочитал «народно-демократическую гастрономию», как он выражался, и частенько Ивану приходилось закусывать с ним то соленым огурцом, то плавленным сырком.

«У тебя, что — денег нет, — спрашивал его иногда Иван, — нормальную еду купить? Салями какую-нибудь или хоть сосисок килограмм и бутылку кетчупа? Что за босячество?»

Крестный усмехался и отвечал какой-нибудь заковыристой фразой. Например:

«Деньги существуют не для того, чтобы разрушать традиции, а чтобы создавать новые…»

— Деньги! Деньги! — закричал Иван, глядя на пустые грязные бутылки, валяющиеся среди мусора. — Ты подавишься этими деньгами!

Он схватил магазин, одним движением зарядил пистолет и расстрелял пять грязных бутылок под раковиной. Рука его прыгала, и ему пришлось сделать семь выстрелов. Дважды он промазал.

На пол садился голубоватый дымок от выстрелов. Иван стоял неподвижно и ждал, пока перестанут дрожать руки. Он очнулся, когда дым уже осел ему по колено. В дверь звонили… Долго, настойчиво. Раз… Второй… Третий… Потом начали стучать.

«Менты! — мелькнуло в голове у Ивана. — Выследили, суки!»

Иван знал, что не должен попадать им в руки, пока Крестный жив. Вернее — пока он, Иван, его не убил. Что будет потом — его не интересовало, он просто не думал об этом.

Он бросился к окну. Квартира была на восьмом этаже, ни балконов, ни лоджий проект дома для малометражек не предусматривал. Уйти через окно не было никакой возможности. Сколько не высовывался Иван, чтобы посмотреть, стоит ли у подъезда ментовская машина, подъезда тоже не было видно, окно выходило на другую сторону.